Получится, еще как.
Всего-то и надо, что бросить камень. Размахнуться и бросить, но не в темного-рыжего пушистого малыша, а в сторону ограды. Ничего страшного в этом нет, вот и Осито не попал в котенка ни разу, — а старался. Габриель не будет стараться, он даже глаза закроет, а руку отведет подальше, пустит камень в небо, в белый свет, —
и все разом закончится.
Это — хорошая мысль. Счастливая, хоть и похожа на семечко в тыкве, еще одно. Один плюс один — будет два, их двое — Габриель и котенок, не волнуйся, малыш, все будет хорошо.
Почти счастливый Габриель что есть силы смежает веки, отводит руку далеко за спину и швыряет камень.
И наступает тишина.
А потом, откуда-то издали, с края этой бездонной, подернутой мутной пленкой тишины, раздается голос Мончо:
— Он попал!..
— Попал! — Голос Начо намного ближе, чем голос Мончо.
— Попал! — Голос Осито еще ближе.
А самый близкий — голос Кинтеро.
Он вполз в ухо Габриеля и забился там, как муха между стеклами. Огромная навозная муха, на такую даже смотреть неприятно, сразу возникает приступ тошноты.
— Ты попал, слышишь, — жужжит муха. — Хоть и дерьмовая башка, а меткий.
— Нет, — Габриель едва шевелит губами. — Я не попал.
— Попал, не сомневайся. Кот издох? — вопрос адресован Мончо, еще одной навозной мухе.
— Издох, — подтверждает муха-Мончо.
— Издох, — подхватывает муха-Начо.
— Издох-издох, — не отстает от приятелей муха-Осито.
— Вот видишь! Издох! Каменюкой по темени — как тут не издохнуть-зыы… Зы-ы-зы-ыы…
Жужжат и жужжат, облепили со всех сторон и не отпускают. Того и гляди, оставят в покое ухо и набьются в рот — что тогда будет делать бедолага Габриель?..
— Нет, я не мог попасть…
— Хочешь посмотреть, что он издох? Иди и посмотри-зы-ы-ы…
Они придумали это специально, чертовы мухи, — чтобы связать Габриеля по рукам и ногам, а он не в состоянии причинить зло беспомощному животному, он даже не целился, просто бросил камень, который вряд ли и до ограды-то долетел, они придумали это.
Мончо и Начо — большие специалисты по подлому битью под коленки, но Мончо и Начо здесь совсем ни при чем: Габриель валится на землю сам, без чьей-либо помощи. Все так же, не открывая глаз, он заслоняет голову руками и тихонько поскуливает.
— Слабак, — Кинтеро касается ребер Габриеля носком ботинка. — Не видать тебе Америки, как своих ушей.
— Отметелить его? — деловито интересуются Мончо и Начо.
— Была охота мараться… Пошли отсюда.
Рой навозных мух улетает без всяких (трагических для Габриеля) последствий.
…Он больше никогда не увидит медвежонка, но спустя лет пятнадцать нос к носу столкнется с Мончо и Начо, благополучно ставшими Рамоном и Игнасио. Рамон зайдет в магазин Габриеля купить коробку сигар со скидкой, а Игнасио останется на улице поджидать дружка. Рамон так и не узнает его, зато Габриель сразу же вспомнит обоих, они не слишком-то изменились, несмотря на заросшие щетиной лица. Они не изменились и по-прежнему выглядят шестерками, за которых думает кто-то другой.
Самый умный.
И все то время, что Рамон проведет в магазине, нюхая сигары, Габриеля будет мучить вопрос: «Ну как там Америка, парень?..»
Судя по внешнему виду Рамона и оставшегося за дверью Игнасио — до Америки они так и не доплыли.
«Странно, — подумает Габриель, разглядывая Рамона, — я совсем не вспоминал о них, даже о Кинтеро, а вот о темно-рыжем котенке помнил всегда».
Он не должен был что-либо говорить Рамону, но все-таки сказал.
— Ну как там Америка, парень?
Рука Рамона с зажатыми в ней деньгами слегка дрогнула:
— Какая еще Америка?
— Вы же собирались в Америку. Ты, он, — кивок в сторону скучающего на улице Игнасио, — Осито и ваш главный. Кинтеро.
— Осито прострелили башку сто лет назад, — Рамон сказал это по инерции и лишь потом удивленно уставился на лицо Габриеля. — А ты кто? Откуда знаешь Осито?
— Я Габриель. Помнишь такого?
— Впервые тебя вижу.
— А котенка помнишь?
— Какого еще котенка?
— Которого вы убили.
— Ха! Я пришпилил штук десять котов, что с того? А ты был родственник тому коту? Но если ты меня знаешь, значит, мы были приятелями, так?
— Нет.
— Значит, просто знакомыми? Ну а раз мы были знакомыми, давай-ка сюда еще одну коробку сигар. В честь встречи. Заметь, я не прошу ее просто так. За одну я заплачу, а две по цене одной старому знакомому — это справедливо?..
Отдал ли Габриель вторую коробку сигар, в памяти не зафиксировалось. Но уж такая она, память Габриеля, всегда избирательная, всегда щадящая, всегда готовая подыграть ему — ангел-хранитель, а не память.