«Аще застанете мужь свою жону с прелюбодеем или како учинить на нее исправу с добрыми послухы, — разлучити».
Понятно, что «Церковный Устав» несимметричен: преступницей является только женщина. «Аще застанете мужь свою жону…», но не наоборот. А иначе и быть не может: «Евины дочки», «сосуд с мерзостью».
Апостолу Павлу, проповедовавшему в среде язычников-эллинов в огромном, семисоттысячном в ту эпоху, процветающем экономически и культурно, Коринфе, приходилось использовать несколько иные формулировки. Но — с близким смыслом. В Первом послании к корифнянам им установлено:
«А вступившим в брак не я повелеваю, а Господь: жене не разводиться с мужем, — если же разведется, то должна оставаться безбрачною…».
Это апостольское правило в отношении женщин вполне действует на «Святой Руси». Но — не для мужчин: в Московской Руси и Императорской России почти все прошения к церковным иерархам «обманутых» мужей о разводе сопровождаются прошениями о разрешении вступить в новый брак с очередной «суженной». Что заставляет усомниться в истинности «обмана».
Вокруг этого строится, уже в последней четверти 19 века, сюжет пьесы «Красавец-мужчина» А.Н. Островского:
— Нужно, Зоя, чтоб ты была виновата.
— Как виновата, в чем?
— Чтоб я мог уличить тебя в неверности несомненно, со свидетелями.
Цена вопроса — полмиллиона от следующей потенциальной жены:
— Она старуха и безобразна до крайности. Мы часто встречались с ней у моих знакомых; она думала, что я холостой, и на старости лет влюбилась в меня до безумия… обещала мне полмиллиона, если я разведусь с тобой.
У Островского в пьесе — хэппиэнд. Зло — наказано, добродетель — торжествует, все — смеются. Это же комедия!
На «Святой Руси» — не смешно: Трифену — «застали», наказали, осудили и выгнали. Рассказчики с восторгом обмусоливали подробности, старательно изображая из себя «подсвечники» — те, кто «свечку держал», перемежая придуманные, похоже, подробности, старательными сожалениями о неудачном жизненном жребии юной поповны:
— Уж она-то и умница такая, и по русским и греческим книгам читает, и весь «Часослов» назубок знает, и слова от неё никто худого не слышал, и ходит тишком, глаз на парней не пялит, задницей не крутит, а вот же — cбляднула до свадебки… потом-то никто бы и не заметил…
Ну, положим, дело не в факте, а в желании сделать его общеизвестным. Один из германских аристократических домов имел странную семейную традицию — простыни после первой брачной ночи старательно сохранялись для потомства. В 21 веке этот шкаф с постельным бельём за несколько веков — попал в руки медиков. Проведённый анализ показал, что, за исключением двух случаев, пятна на простынях не содержат человеческой крови. Куриная, свиная, баранья…, вишнёвое варенье, рябиновый сок… Безусловно — вино, позже — встречаются томаты. И никаких проблем — вполне благопристойная благородная династия из высшей европейской аристократии. Технология введения новобрачного в заблуждение по этому поводу описана, например, в китайских «Речных заводях» — первом в истории романе в жанре «уся», ещё в 14 веке. У девчушки просто не было толковой учительницы.
Пейзане начали бурно дебатировать персону предполагаемого «ходока», который «испортил девку». Один из рассказчиков, оказавшийся, по мнению туземцев, вероятным кандидатом, возмутился до чрезвычайности:
— Да вы шо! Она ж чернавка! Да ты ж глянь-то на неё — у её же морда чёрная! Как у эфиопья. Будто со свиньёй целоваться!
Я уже говорил, что присутствие меланина в коже воспринимается на «Святой Руси» как большой недостаток. «Смуглянка-молдаванка» здесь — уродица, «второй сорт». Впрочем, это представление о женской красоте действовало не только в «Святой Руси», но и большую часть российской истории вообще. Чернышевский в «Что делать?» пишет:
«Когда Верочке подошел шестнадцатый год, мать стала кричать на нее так: „отмывай рожу-то, что она у тебя, как у цыганки! Да не отмоешь, такая чучела уродилась, не знаю в кого“. Много доставалось Верочке за смуглый цвет лица, и она привыкла считать себя дурнушкой».
Пейзане серьёзно переругались между собой этой по теме:
— Да какой же дурак на это бревно горелое залезет! Разве что — сослепу.
Дело шло к драке, но тут они дружно переключились на «разведёнку» и её нынешний целомудренный образ жизни:
— Вот же сучка! И — не даёт. Дорожится — даже и со двора не выходит. А чего теперь-то беречь-то? Раньше-то надо было. Дура немытая.