Осторожно снимаю с себя «новопреставившуюся посетительницу мира горнего» и укладываю на кучу церковных тряпок, которые Сухан притащил. Горячий душ бы… В церкви? Ну, понятно…
Начинаю прибираться, штаны свои искать. И слышу за спиной тихий горький плач. Ну что опять?!
Девчушка рыдает. Горько, безутешно. Без криков и воплей. Просто — непрерывным потоком катятся слёзы.
— Что случилось? Болит что-то?
Она чуть трясёт головой и, едва слышно, закрыв лицо в этих тряпках, всё-таки вносит ясность:
— Из меня… течёт…
Удивила. Так плакать — можно потоп устроить. Хотя… это она о другом. Ухватив за коленку, поднимаю её бедро и впихиваю ей между ног угол какого-то куска ткани. Приличная тряпочка — белая, льняная, без жёсткого золотого шитья. Похожа на нижнюю одежду православного алтаря. По-гречески — катасаркий, по-русски — срачица. По названию и определяю тряпочке место. Трифена охает и снова тихонько плачет. Опять не так?!
— Это — покрывало алтарное. Так — нельзя, это — богохульство.
Господи, девочка, твоя коротенькая жизнь вообще — богохульство, кощунство и непотребство. Как, впрочем, и любой человек сам по себе. Ангелы божие — не какают и не писают. Может, поэтому ГБ и сотворил человека? По своему образу и подобию. Чтобы не сиживать на очке в гордом одиночестве, тоске и печали. Поэтому и возлюбил человеков более ангелов. Бедненькие. Если он нас так любит, то им-то, шизокрылым, каково достаётся?
— Плевать. О чём ты молилась перед иконой?
Наконец-то дело дошло и до вопроса, ради которого всё это начиналось. Ох и тяжела же работа дознавателя! Хотя, временами, ну очень приятна…
Новый всхлип и чуть слышный голос, направленный в эти… алтарные одежды:
— Я просила у Богородицы смерти. Быстрой и лёгкой. А она… ничего не сделала. Моя молитва… не дошла. «Исполнение желаний»… не исполнила, я для неё — грязь мерзкая…
Быстро здесь мудреют люди. Особенно — при таком жизненном опыте. В моё время вот до этого — «быстрой и лёгкой» — большинство индивидуумов доходят только к старости, на больничной койке. Да и то… очень не все.
— Не греши на Богородицу. Ты попросила смерти — ты её получила. Икона же, ты сама сказала — «Исполнение желаний». Твоё желание исполнилось: ты умерла. Потом была прощена, допущена в царство божье, в мир горний. Посмотрела, убедилась, насладилась… Сама же всё своими глазами видела! И вновь была послана на землю, в мир дольний. Чего тут непонятного? Что душу вселили в прежнее тело? А ты хотела бы всё заново? Младенцем в мокрые пелёнки и титьку пососать? У Господа на тебя другие планы.
— У Г-Господа?! На м-меня?! К-какие?
— А я знаю? Это ж — Он. Его пути… ну, сама знаешь — «неисповедимы». Могу предположить — ты послана мне в рабыни. Прислуживать, помогать, обштопывать, обстировать, ублажать, постелю согревать, ноги мыть и воду пить… Ну, для чего годна — ту службу и служить будешь.
— Т-ты берёшь меня к себе? Г-господин…
Хорошенько дельце. А что, вот так эту дурочку тут бросить? Отымев, измучив, заморочив мозги… Наваляв тут всяких… святотатств и кощунств… Ей же это всё потом так откликнется… И вообще — у меня демографическая политика такая. Фемино-ориентированная. Баб должно быть много. Не баб — ради, а народа — для.
— Беру. И душу, и тело, и ум, и сердце твои. В жизни этой и вечной. На земли яко на небеси. Ты — во власти моей, ты — в воле моей, ты — в руке моей. Да будет так.
Во как я уелбантурил! Звучит, однако. Хотя по сути — ничего нового: чуть более детализированная концепция православных старцев по «Братьям Карамазовым». С аналогичной реакцией в форме едва слышного ответа девушки:
— Аминь.
Она, не поднимаясь на ноги, поворачивается на коленях и припадает губами к моим ногам. Факеншит! Она реально целует пальцы моих босых ног! Деточка! Остановись! А то я тебя опять трахну — это ж эрогенная зона!
Не надо мне — «юность раскалывать». У меня и так вся жизнь «раскололась»… Вляпом. В это ваше… в «Святую Русь».
Всем — подъём, пора выдвигаться. Надо ещё вопрос о Трифене с её матерью решить. Ангелам с ГГуями хорошо: хватают человеков поодиночке «и творят что хотят». А у меня тут — общество, законы, родственники, соседи… Придётся как-то договариваться.
Сырая, волглая одежда приятно холодит разгорячённое тело. Радость от сырости? И так бывает… А вот Трифену пришлось заворачивать в какие-то храмовые тряпки — её барахло совсем мокрое. И сверху прикрыть рогожкой. Мы чуть прибрались в церкви и двинулись к месту постоя. На улице — полная темень. Накрапывает дождик. Сухан посадил девочку на плечо, на другое — закинул узел с набранным церковным барахлом: я же думаю церковь в Рябиновке поставить, надо соответствующим реквизитом запасаться.