В состоянии «дикости человечества» этот ген обеспечивал более высокую профессиональную эффективность охотников, лучшее пропитание и, соответственно, выживаемость их потомства. Но «неолитическая революция» — переход от пассивного собирательства к интенсивному сельскому хозяйству, лишил «охотников» их преимущества в качестве и количестве добываемой пищи.
А отрицательные свойства: конфликтность, вздорность, импульсивность — остались. В сельскохозяйственных социумах, особенно с длительной историей существования жёстких иерархических социальных систем, типа Китая, эта генетическая особенность со временем подавляется полностью.
Один из методов современной генетики — «близнецовый анализ», используемый при изучении наследственно обусловленных поведенческих свойств человеческой личности, применяет трёхчастную модель: разделяются степени влияния гена, семьи и среды.
«Приватная порка» уменьшала вероятность передачи такого, возможно — социально-инновационного, «бунтовщического», гена по наследству. Причём как по женской, так и по мужской линиям. «Подобное тянется к подобному» и браки часто заключаются между людьми с близкими свойствами, со сходными взглядами и реакциями на мир.
Она же исключала и влияние «неблагонадёжной» семьи на «подрастающее поколение», ибо некому было в такой семье передавать свои поведенческие нормы.
А окружающая среда в Российской Империи и Московской Руси состояла из сельскохозяйственной общины и крепостного права. Что тоже действовало вполне «по-китайски».
Русские крестьяне — не китайцы. Свести «ген рискованности» до нуля — не удалось. Но — «Правильным путём идёте, товарищи».
Этот, исконно-посконный русский метод «повышения качества нации», был, безусловно, более гуманным, чем кастрация мужчин за экономические и государственные преступления, применяемая в Древнем Китае. Равно как и смертная казнь за преступления против нравственности — на мусульманском востоке, выжигание по одному глазу за каждый год неуплаты налогов в 17 веке во владениях персидских шахиншахов, или тотальное вырезание целых мятежных провинций, используемое разнообразными кочевниками или теми же древними персами.
Конечно, эффект от «женской» порки сказывался не сразу, но русское крестьянство было отдано во владение дворянам «навечно», и российская элита имела достаточно времени для проведения «селекционной работы» в своих поместьях.
У меня тут несколько иная проблема.
Марьяшкино брюхо, в сочетании с её длинным языком, висит как топор над моей шеей. Даже вырвать ей язык — не поможет. Я уже обдумывал это. Но слишком много других языков вокруг. «На чужой роток не накинешь платок» — русская народная мудрость. Как только её беременность станет очевидной — «звон» о «нечестной вдове в боярском семействе» будет стоять на сотню вёрст вокруг.
Я привык с уважением, с вниманием, с заботой относиться к беременным женщинам. Я так воспитан, в меня это вбито с детства. И не только на уровне: «уступи место в метро». Для меня беременная женщина — просто красиво, радостно. Интересно видеть, как она ходит, чего-то делает, охает, то — бледнеет, то — зеленеет, но постоянно, даже сама не замечая этого, прислушивается к себе. Как появляется, неосознаваемый даже, инстинкт беречь своё чрево, как вдруг, встав среди ночи, умолачивает тазик винегрета, наготовленный на праздник: «Вот, чего-то такого захотелось».
Или проснувшись среди ночи от сильного толчка в бок, услышать хихиканье:
— Это не я. Это он. Ты на живот руку положил — вот ему и не понравилось.
Проще: пока хоть кто-то носит ребёнка — есть надежда.
И вот теперь, поперёк всего своего, вопреки привычному для меня, естественному, «правильному» — мне приходиться выбивать из Марьяши дитя. И этим — ломать самого себя. «Об колено». Об «необходимость».
Выворачивать себя наизнанку, рвать, выдирать из души своей куски основы самого себя. Того, что для меня «как дышать», того что — я сам и есть…
Убить неродившегося. Который мог бы родиться, мог бы стать кем-то нужным, великим, интересным. Да хоть просто — «звеном в цепи». Святое Писание называет поимённо эти «звенья» — от Авраама до Давида, от Давида до Иисуса. Стоит только выдернуть одно звено, и великого завершения цепочки не будет.
Мы так любим рассуждать о делах и подвигах героев иных времён, об альтернативности — «чтоб было бы, если бы…». История делается людьми. И изменить её очень просто: махнуть палачу, чтобы тот выбил из женского чрева неродившийся ещё кусочек мяса. Может быть — моего сына или дочку…