Выбрать главу

Наконец, Ноготок закончил, аккуратно осмотрел и свернул плеть, развязал руки и ноги бесчувственной Марьяне, вместе с Суханом они подхватили это тело со спиной, расписанной быстро багровеющими параллельными полосками в мелкую тельняшку. За руки, за ноги… По белым бёдрам которых быстро скатываются струйки тёмной, бордовой крови. Потащили в сарай, куда указала Мара, и куда побежали обе девчушки — помогать лекарке.

Сухая доска «кобылы» жадно впитывала оставшуюся лужицу крови. Высохла за лето. Эта доска здесь из самых первых. От первой крыши на здешней поварне. С того вечера, когда Чимахай и Звяга наперегонки тесали здесь брёвна. «Пришёл динозавр и погрыз все брёвнышки в мусор». А потом эту тесовую крышу «снесло». Потому что мы напились, и я научил мужиков «Чёрному ворону». Времени-то совсем чуть-чуть прошло, а кажется, что так давно… Остальные доски как-то разошлись в дело, а вот эта бесхозная оставалась. Теперь и ей применение нашлось. Впитывать кровь.

Я зашёл в поварню. Марана тут многое переделала, чище стало, уютнее. Всяких корчажек, кувшинчиков на полочках добавилось, все стены пучками трав увешаны. Молодец, «богиня смерти», запасы делает. Для дальнейшей жизни.

Выпить бы, что ли… С тоски… Чтобы не маячило перед внутренним взором это вздрагивающее белое тело с багровыми поперечными полосами.

А приличной выпивки тут нет. Вообще — нет. Ни на «Святой Руси», ни во всём мире. Кажется, где-то в Магрибе арабы гонят спирт. Но исключительно для своих алхимических надобностей. Одно слово — мусульмане. Спирт гнать догадались, а чтоб выпить нормально — соображалки не хватает.

А вот стол Марана не поменяла. Помниться, Ивашко на этом столе Кудряшкову жёнку как-то пристраивал. То возле стола наклонял, то на столе раскорячивал. Изливая, таким образом, свою опечаленность от моего выговора. А мне как бы от своей тоски-печали избавиться? — А точно также.

В поварню заскочила Трифена. Бежала, бедняжка, запыхалась. Вбежав со света в темноту помещения, она несколько мгновений неуверенно приглядывалась к полкам на стенах, выглядывая, похоже, какую-то корчажку. Потом заметила меня.

— Меня Мара послала. Отвар тысячелистник принести велела.

Я молча поманил её пальцем. Что-то мне сейчас «а поговорить» сильно не в кайф. Что-то мне вообще зубы разжимать не хочется. Как-то мне после моих команд да разъяснений снова слова придумывать да произносить…

Когда она подошла ко мне вплотную — я молча развернул её за плечо к себе спиной, придавил за шею, так что она упала на локти на стол, и вздёрнул подол. Молча вставил между икрами её плотно сжатых ног свой дрючок и, как рычагом, чуть подёргал в обе стороны. Каждое моё движение сопровождалось её коротеньким негромким ахом. Только когда я, раздвигая, оттягивая в стороны большими пальцами и ладонями сразу и края её плотно сжатой щёлочки, и нервно подрагивающие ягодицы, вставил в неё свой уд, она коротко вскрикнула и начала что-то говорить:

— Ой! Господин…

— Помолчи. И так тошно.

Трифена подавилась фразой, замолчала и тут же снова коротко вскрикнула, как только я вдвинул в неё на всю длину. Сухо, сжато, больно. Болезненные ощущения. Будто режут. По самому больному. Ощущения тела соответствуют ощущениям души. Больно. Тяжко. Противно.

Девушка болезненно ахала от каждого моего толчка. Я так же ритмично болезненно кривился. Как же здесь всё… мерзко. И больно. И бабу эту… никак не зафиксировать.

Я придавил ей рукой холку, она распласталась по столу, прижавшись к столешнице щекой, пыталась ухватиться руками за края, чтобы как-то компенсировать силу моих ударов внутрь её тела.

Глава 163

В поварне вдруг снова потемнело: в дверной проём вбежала Елица.

— Трифа, ты где? Ты куда пропала?! Там старуха уже рычать начала. Она ж тебя живьём съест! Ой!

Теперь она рассмотрела нашу «скульптурную группу» и распознала процесс, которым мы занимались. Прижав руки ко рту, начала осторожно, не поворачиваясь к нам спиной, отступать к двери.

— Стоять! На месте! Побежишь — пойдёшь под плеть. Ты только что видела, как это делается. И тебя на «кобылу» положить? Стоять, я сказал!

Медленное, непрекращающееся отступление девки к порогу, наконец-то, приостановилось. Это хорошо, потому что ещё один её полный шаг назад, и мне пришлось бы исполнить обещанное — приказать Ноготку бить её плетью. За непослушание господину. Повелителю и владетелю. Каждое слово господина должно быть исполнено, каждое неисполнение — наказано. Блин, как же мне это всё… обрыдло.