— Болеешь, значит? Ну, тогда становись на колени да рот открывай. Давай-давай, неколи. Старайся, дура, соси чаще, да поторапливайся — тама следующие ждут.
— Не, мужики, вы гляньте какой у нас боярич — разумник. Ведь вот же — совсем негожая баба. А вот ежели её приспособить как боярич показал — очень даже вполне.
— Эт да, господин-то наш об людях своих заботиться. Уж как дело-то не повернётся — завсегда выход какой найдёт. И научит, и подскажет, и покажет. За таким-то господином и мы не пропадём.
От этих похвал мне становилось ещё тошнее. Все эти психологии с социологиями — хорошо, конечно. Но печей-то нет! Полные оптимизма высказывания Ивашки типа:
— Наш-то господин — ого-го! Он же завсегда! Мы-то все противу его ума — щенки слепые…
вызывали у меня раздражение. Переходившее уже в непрерывный, неотвязный страх: а ну как не найду выхода? А ну как пойдём всей общиной под снег без отопления? Помёрзнем, подохнем. В ушах снова звучало: «Прости народ русский, что поднял да не осилил…». Стенька! Отстань!
Николай пытался меня успокоить, рассуждая, что:
— Ежели потесниться, то, к примеру, в Рябиновке да в Паучьей веси очень даже вполне…
Но мне становилось от этого ещё тоскливее. Лезть на шесть месяцев, с Покрова до Пасхи, в эти дымные, зловонные, сырые, битком набитые барахлом, людьми, скотиной тёмные деревянные ящики… Когда у меня уже поставлены высокие, в два этажа, амбары. С нормальными, новенькими, непротекающими крышами из шинделя, с тёсаными, хорошо подогнанными полами. Потому что — амбары под зерно и там должно быть чисто и сухо.
А ещё у меня было уже почти полностью поставлено одно «типовое крестьянское подворье». И толку? Именно реальность построек, законченность всяких мелочей, типа крыльца избы или водостоков, делала особенно остро видимым это «почти» — дырки, места, где должны быть поставлены печи. Как выгнивший и выпавший зуб в челюсти ослепительно улыбающейся голливудской красавицы.
Накатывала тревога, безысходная тоска: не смог, не сумел, время потерял, не тем занимался… Моё раздражение от дождя, от сырости и безделья вполне соответствовало общему настроению. Люди мои ходили как сонные мухи. Конечно, что-то делалось: тесались доски, набили целый сарай «деревянной черепицей», в редкие сухие просветы в обложном дожде выровняли поверхность грунта будущего селища, видя уже, по лужам и ручейкам — как вода пойдёт. Но проводя основное время в ничегонеделании и скученности, люди начинали грустить, кашлять и цепляться друг к другу. Даже Домна не выдержала:
— Что вы тут по поварне расселись, как куры нахохленные? А ну брысь с отседова. Как сготовлю — позову.
Народ разбежался, попрятался кто где. Но скоро все снова стянулись к поварне. Там — печь. Там — тепло, там — огонь горит. Уже один его вид, шум, движение — создают ощущение жизни, чего-то интересного, происходящего.
Наконец я сорвался. Разбирая с Николаем перечень нашего барахла и выслушивая его бесконечное нытьё: того нет, этого нет, упряжь просто горит… инструмент вчера ж ещё целый был… я психанул:
— Пойдёшь в Елно — купишь чего надобно. Нету в Елно? Тогда дуй в Дорогобуж. Там скупишься. Да привези оттуда печника. Вот это — край надо. Вот это — серьёзно. Помнишь — мы у него на подворье стояли, когда я твою клятву в церкви принимал, да Ивашке первый раз гурду отдал? Вот его и найми. Откуда я знаю «как». За любую цену.
Да что я, в конце-то концов, во всякой дырке затычка?! Есть у меня «главный приказчик» или нет?
Это была ещё одна «догонялка». Когда-то я, пробегая из Смоленска в Рябиновку, стал на постой в селе. Самое простое действие, каждый проезжий так делает. Но я же — попаданец! Порешал там кое-какие свои вопросы. И обратил внимание на кирпичные печки на подворье. У меня тут очень мало жизненного опыта, «глаз не замылился». Мне тут всё в диковинку. Вот я и стал расспрашивать. А теперь вспомнил. Просто потому, что ничего другого по теме вспомнить не могу. Маленькая деталь дала важное для меня следствие — возможность найти печника. Разница только в том, что эта «догонялка» не сама «где-то там» раскрутилась и меня ударила, а мне пришлось за ней своих людей посылать.
Николай заволновался, преисполнился важности. Три дня собирался, держа всю команду «на ушах». Перфекционист чёртов. Заставил заново просмолить Филькину лодочку — благо амбары пустые пока стоят, можно под крышей работать. Набрал в дорогу кучу всякой всячины: «на всякий случай». Раз шестнадцать спросил насчёт допустимых условий найма печника. И выбил из меня двух попутчиков себе: Ивашку и Чарджи.