Честно говоря, я только потом понял, что отдал ему в гребцы обоих своих воинов. Как, почему… Нет, на каждом шаге были аргументы. И вообще — в мирной жизни мечники не нужны. В текущем повседневном процессе стройки вояки — самые бесполезные люди. Другие-то — хоть с топором, хоть с лопатой… А эти — с сабельками… Но сразу двоих… я так и не понял, как Николай меня на это уговорил. Профессиональный торговец, что возьмёшь. Последнее задаром отдашь и то — будешь чувствовать себя с прибылью.
Я, естественно, долго, нудно и неоднократно втолковывал Николаю о спешности и важности «кирпичного производства», о его жизненной необходимости, о приоритетности и грядущей катастрофе «ежели что»… Однако, честно говоря, никак не ожидал, что всего через неделю к нашему берегу пристанет лодочка уже с четырьмя пассажирами. Четвёртым был знакомый мне, единственный на двести вёрст, как оказалось, нормальный печник — не «печебой», по прозвищу Жилята. Он вёл себя как-то странно: то — хорохорился и ерепенился, то — скисал и недоуменно, растерянно оглядывал наши места. Такое ощущение, что он и сам не понял, как сюда попал.
Ещё большее недоумение у меня возникло при чтении составленного Николаем и подписанного печником «ряда». Нет, там всё было чин-чинарём: и корм-кров, и моё обязательство предоставить помощника, и подённая оплата аж в две ногаты. Но ни — продолжительность, ни — объём работ — указаны не были. Формулировка: «покуда надобность будет» давала весьма обширный простор для моего самодурства. А поскольку и оплата привязывалась к этому, как я сразу сообразил, гипотетическому моменту времени «отпадения надобности», то мужик, похоже, попал всерьёз — мне в руки без явных ограничений.
Вечером, когда Жилята и остальные ушли спать, а мы с путешественниками остался вчетвером за столом, вопрос из меня всё-таки выскочил. Хорошо подвыпивший расслабленный Николашка хитренько хмыкнул, умильным взором проводил убиравшую со стола Светану, и выдал тираду:
— Господине! Твоя милость! Светоч ты наш и учитель ума-разума! Крохи мудрости со стола твово подбираючи, кормлюсь поелику возможно! Душою впитываю всякую мелочь, от тебя проистекающую, и, в меру разума своего ничтожного, тщусь хоть бы краешком, хоть бы шажком меленьким, но сподвигнуться пройти путями твоими…
— Николай, проще можно? По делу.
Николай устремился, было, «приложиться и облобызать», а молчавший до этого Чарджи внезапно смущённо ухмыльнулся и сообщил:
— Обломали мы это быдло сиволапое. Сучкой его собственной — его же и развернули. Как ты в Невестино.
Последующий рассказ показал ярко выраженную способность моих боевых сотоварищей перенимать, творчески адаптировать и эффективно применять технологические приёмы и новшества, внедряемые мною в повседневную жизнь «Святой Руси» с целью резкого ускорения общенародного прогресса и безудержного роста благосостояния.
Топая вверх по Угре и Усие, «мужи мои», естественно, болтали. Естественно, о делах моих. Естественно, и о недавней истории с отцом Геннадием. Николай всё допытывался — как же это удалось взять столько майна, ничего не заплатив. Чарджи отмалчивался, но грести целый день молча — скучно. А стоять молча на сыром постое — ещё скучнее. Рассказ, пересказ, обсуждение и комментарии продолжались все три дня, пока до места не дошли.
Дойдя до места, село там называется Большие Елбуны, и перекрестившись на Большеелбунскую церковь Вознесения, мужички встали на постой в знакомый двор. Приняли-то их приветливо. Но печник, вот этот Жилята, ехать куда-то за тридевять земель, в смысле — за полторы сотни вёрст, напрочь отказался.
Я это уже проходил в Елно. Мастеру не интересно поднимать задницу, куда-то бежать, чего-то делать. «Пусть они сами сюда придут — тогда и поговорим». Либо мастер хороший или вообще единственный на всю округу — тогда он себя уважает, «пущай придут». Либо мастер плохой или один из многих, тогда его мастерство есть не источник существования, а мелкий, достаточно случайный приработок, из-за которого «задницу рвать»… «нужен? — сами явятся».
Я-то, наслушавшись, начитавшись об артелях зодчих, о «вольных каменщиках» — масонах, посмотрев «Андрея Рублёва», как-то предполагал, что этот-то мастер — может встать да пойти туда, где дело для него есть. Ан нет — печник далеко не уходит. Да и зачем ему? Он за год ставит пяток-другой печек. Наваривает на каждой за работу, кирпич, вьюшки всякие, подручного… по полугривне и выше. Кормится он с земли, хозяйство крепкое, устоявшееся. Ни малых детей толпами, ни стариков рядами и колоннами. Сами вполне в силах. Да ещё и ремесло в руках, и добрая хозяйка по двору бегает. Живи и в ус не дуй.