– Мы что-нибудь придумаем.
– Что?
– Во-первых, нарядим елку. У тебя депрессия. А это прекрасно лечится шампанским. Надо накрыть праздничный стол, пригласить гостей, выпить, расслабиться, вкусно поесть...
– Но я не могу есть!
– Правильно! Ты же еще не пила шампанского! Кстати, ты Барышевым звонила? Как они? Придут?
– Придут.
– Вот и отлично! Давай сначала встретим Новый год, а потом будем думать о болезнях. И о том, как их побороть. Обещаю: сразу после праздников мы всерьез займемся твоим здоровьем.
– Ты мне обещаешь?
– Да. Клянусь.
– Если я переживу эти праздники... – тяжело вздохнула Саша.
– Куда ты денешься? Придет же такое в голову: умирать в Новый год!
...Праздник не получился. Хотя Саша держалась изо всех сил, развлекала гостей как могла, смеялась шуткам и даже пыталась есть. Но Алексей теперь и сам видел, что жене кусок в горло не идет. Даже деликатесы. А он столько всего накупил! Хорошо, Серега в гости пришел, уминает за обе щеки! И как грустно смотрит на него Саша. Барышев – само здоровье. Двухметровый гигант, гора мышц, взгляд как у орла, зубы белой акулы, а могучий желудок жареные гвозди переварит. Леонидов, который сам был невысокого роста и совсем не атлетического телосложения, Сереге всегда завидовал. Выдает же природа такие шедевры! Чтобы вылепить такого вот Серегу Барышева, скольких людей она обделила! Алексея Леонидова, например...
– Что с женой? – спросила его Анечка Барышева, улучив минутку, когда Саша ушла к детям, а муж увлекся юмористическим шоу.
– Сам не знаю.
– На нее же смотреть больно! Кожа да кости! Все женщины мечтают похудеть, но чтоб так... У нее нездоровый вид и худоба какая-то болезненная. Лицо землистое, под глазами круги. Я, конечно, не врач, но и я вижу: что-то с ней происходит. Может, она так на работе устала?
– Я сам целыми днями на работе, – буркнул Алексей. – И тоже устаю.
– Но ты-то не худеешь! Наоборот! Глянь, какое пузо отрастил! – Анечка шутливо похлопала его по животу.
– Но-но! Это в целях безопасности! А вдруг бандитская пуля?
– Хочешь сказать: в жире застрянет? А я ведь помню, какой ты был в девяносто восьмом, когда мы познакомились! Помнишь дело Серебрякова?
– Еще бы не помнить! Расследуя это убийство, я встретил Сашу.
– И даже меня подозревал, помнишь? А какой ты был? Худенький-прехуденький! За удочкой мог спрятаться, как в анекдоте про дистрофиков!
– Я тогда еще не был женат.
– Хочешь сказать: жена откормила? Сашка замечательно готовит, это правда! Тебя-то откормила, а сама...
– Я тебя тоже помню... В девяносто восьмом. Язвить ты не умела, хамить тоже. А меня, между прочим, называла по имени-отчеству: Алексей Алексеевич.
– А ты, никак, обиделся, Алексей Алексеевич?
– Кому приятно, когда указывают на недостатки? Да, я поправился! Я, между прочим, всю жизнь борюсь с собой! Периодически делаю гимнастику и бегаю по утрам.
– А потом, когда заканчивается этот период, ты не делаешь гимнастику и не бегаешь... Бери пример с Сергея, у него таких периодов вообще не бывает.
– Не сравнивай меня со своим мужем. У Сереги на роду написано: спецназ. А я не бегаю, я думаю. Я мозг.
– Хочешь сказать, что мой муж – дурак? – в свою очередь обиделась Анечка.
– Не дурак, но... – Алексей опасливо оглянулся.
– О чем секретничаете? – подсел к ним Серега, поймав его взгляд.
– Тебя обсуждаем, – буркнул он.
– Значит, я вовремя!
– Что, телевизор надоел?
– А... – махнул рукой Серега. – Там каждый год одно и то же и одни и те же. Может, пойдем, бабахнем? Фейерверк запустим!
– Рано еще.
– А потом кто его заметит? Все ж пойдут на улицу, бабахать!
– Все равно надо дождаться полуночи.
– Дети не хотят ложиться спать, – объявила Саша, появившись в дверях. – Требуют фейерверк. Что делать?
– Запускать! – рубанул рукой воздух Серега.
– Подождать, пока все пойдут запускать фейерверки, – посоветовал Леонидов. – Потому что дети все равно проснутся от этого грохота. В конце концов, новогодняя ночь бывает раз в году. Не трогайте их.
В ответ из соседней комнаты раздался визг. Две девочки, одна Леонидовых, другая Барышевых, чтото не поделили. Матери метнулись их разнимать.
– Ну, как дела, Леха! – хлопнул его по плечу Барышев.
– Нормально.
– А чего такой смурной?
– Жена болеет.
– Тогда лечи!
– Знать бы еще, что с ней...
– Да, старость... – могучая Серегина грудь обозначила вздох. Вырвавшийся при этом из похожих на кузнечные меха легких воздух мог бы раздуть угли в костре, погасшем дня три назад. Леонидов чуть не поперхнулся: