Крестьяне у г-на Золя все на одно лицо. Еще хуже то, что они говорят у него не так, как в жизни. Он наделяет их бурной говорливостью, свойственной городским рабочим.
Крестьяне не словоохотливы; они часто прибегают к сентенциям и любят повторять прописные истины. В тех областях, где местный диалект отсутствует, все же остались сочные слова, хранящие в себе аромат земли.[43] Совсем иной характер носят выражения, какие вкладывает в уста крестьян г-н Золя.
Господин Золя уснащает речь деревенских жителей замысловатой руганью и красочной похабщиной, которые на самом деле никогда не срываются у них с языка Мне не раз случалось беседовать с нормандскими крестьянами, чаще всего — со стариками. Их речь замедленна и афористична. Она изобилует нравоучениями. Я не хочу сказать, что это речь Алкиноя и старцев Гомера, отнюдь нет! Но отчасти она напоминает ее своим важным и наставительным тоном. А когда молодые парни соберутся в кабачке, то они преисполняются угрюмого воодушевления, а язык их становится неповоротливым. Фантазия у них бескрылая, бедная и совсем не игривая. Самые занимательные их истории — не любовного, а героического характера: в них повествуется о том, как рассказчик обменялся с кем-либо здоровенными тумаками, о проявлениях силы и отваги, о каком-нибудь великом побоище или великом пьянстве.
К сожалению, я вынужден прибавить, что в авторской речи г-н Золя крайне тяжеловесен и вял. Он утомляет унылым однообразием своих словесных формул: «нежность кожи этого великана», «живость этой худенькой брюнетки», «ее веселость — веселость раздобревшей кумушки», «нагота ее крепкого девичьего тела».
Во внешнем облике крестьянина есть нечто прекрасное. Эту красоту увидели братья Ленен, Милле, Бастьен-Лепаж. Г-н Золя ее не видит. Суровая важность в лицах, торжественное спокойствие, какое придает телодвижениям неустанная работа, слияние человека с природой, благородство нищеты, святость труда для крестьянина, проводящего почти всю жизнь за плугом, — все это не привлекает внимания г-на Золя. Очарование вещей ускользает от него, красота, величие, простота бегут от него без оглядки. Если ему нужно назвать деревню, реку или героя, он непременно выберет самое гнусное название: героя он назовет Растрепой, деревню — Паршой, реку — Кислятиной. Между тем сколько у нас городов и рек с красивыми названиями! Особенно рек и озер, которым в память о нимфах, купавшихся в них когда-то, даны прелестные имена, певуче слетающие с губ. Но г-н Золя не знает красоты слов, как не знает он и красоты предметов.
43
Я счастлив, что могу в доказательство привести документ неоспоримой важности. Это письмо из Рамбервилье от одного сельского врача, который уже двадцать лет лечит вогезских крестьян. Вот что он пишет:
28 августа 1887 г.
«Милостивый государь!
Я только что прочел в сегодняшнем номере „Тан“ Вашу „Литературную жизнь“. Позвольте мне, сельскому врачу, прожившему двадцать лет вместе с крестьянами, поделиться с Вами своими наблюдениями над их нравами.
Прежде всего бросается в глаза один поразительный факт: речь крестьянина никогда не бывает похабной. Всякий раз, когда ему нужно сказать нечто рискованное, он прибавляет: „Извините за выражение“. Рассказывая какую-нибудь чуть-чуть сальную историю, он никогда не проявит той грубости, какую ему приписывает г-н Золя. Он безусловно прибегнет к фигурам умолчания, к ораторским уловкам, к перифразам. И это потому, что всякий рассказ неизбежно затрагивает личность, а в таких случаях крестьянин чрезвычайно осторожен. Кого-кого, но только не крестьянина можно упрекнуть в том, что он называет вещи своими именами. Как раз наоборот, о нем можно сказать, что слово дано ему для того, чтобы утаивать мысль.
Как Вы совершенно верно заметили, он изъясняется при помощи сентенций и аксиом, но если где-нибудь в кабачке от выпитого вина у него развяжется язык и он примется рассказывать нескромную историю, то непременно смягчит ее. Как Вы опять-таки верно заметили, никогда не употребляет он жаргона фабричной окраины.
Это вовсе не значит, что я хочу выставить крестьян как образцы: добродетели и целомудрия. На этот счет можно сказать многое. Но „Земля“ убеждает меня, — меня, прожившего двадцать лет бок о бок с крестьянами, — в том, что г-н Золя никогда не видел близко деревенских жителей.
Они отличаются необыкновенной стыдливостью, с которой врач сталкивается чаще, чем кто-либо другой, — стыдливостью, заставляющей их с риском для здоровья и жизни скрывать то, что житель города или фабричного поселка не задумается выставить напоказ.
Если крестьянину постоянно приходится иметь дело с животными и убирать их помещения, то из этого еще не следует, что он живет в грязи и что у него грязные мысли. Если бы г-н Золя хоть раз заглянул в конюшню или в хлев, он
заметил бы, что чистые животные и аккуратно убранные стойла составляют для крестьянина предмет наивысшей гордости; кстати, я не вижу в навозе ничего особенно грязного или… возбуждающего. Конечно, в разгар полевых работ, во время сенокоса или жатвы заботы о чистоте отходят для крестьянина на второй план, но… можно ли его осуждать за это? Однако довольно, а то на эту тему я могу говорить до бесконечности.
Крестьянин бережет свою честь. Он стыдлив. Он не употребляет нехороших слов. Почему — это нас в данном случае не интересует. Важен факт. А факт говорит о том, как мало знает г-н Золя тех людей, которых он задумал изобразить.
Примите и проч.
P. S. Простите за бессвязное письмо: мне важно было высказать все, что я думаю.
Д-р Фурнье».
Письмо доктора напомнило мне слова деревенской девушки, которую я повстречал в окрестностях Сен-Ло. Это было в воскресенье. Она шла из церкви и, по-видимому, была чем-то очень недовольна. Когда ее спросили, в чем дело, она ответила: «Батюшка не так говорил, как нужно. Он сказал: „Вы чистите котлы, а души не чистите“. Так нехорошо говорить: душа — не котел, с христианами так не говорят». Сельский священник употребил общепринятое, давным-давно вошедшее в поговорку и, как указывают словари, старинное выражение. Тем не менее оно резнуло слух девушки. Ей было больно услышать из уст духовной особы вульгарное слово. Конечно, бедняжка не разбиралась в таких тонкостях, но это была нежная натура. Как видим, она далека от омерзительных героев г-на Золя.