Такое положение дел не могло устраивать номенклатуру, и она поддержала антисталинскую позицию Н. С. Хрущева, который в благодарность приказал свернуть всякую оперативную работу на этом направлении. Кланами же в послесталинские времена были выработаны правила, по которым провинившихся наказывали не слишком сурово. Проанализировав реакцию высшего руководства и его карательного органа в разоблачениях предателей и шпионов, можно отыскать любопытную закономерность. Как только в число виноватых и предателей попадало лицо из номенклатурного "истеблишмента", то ответный ход отличался более мягким вариантом наказания: так, например, 5 мая 1960 г. на дипломатическом приеме заместитель министра иностранных дел Я. А. Малик в состоянии алкогольного опьянения рассказал шведскому послу Рольфу Сульману (сын посла Михаил посещал 110-ую школу у Никитских Ворот для деток элиты, впоследствии был исполнительным директором Нобелевского Фонда, начислял премию для другого Михаила — Горбачева. — А. Ш.) о том, что пилот самолета-разведчика американских ВВС U-2, сбитого 1 мая 1960 г., Ф. Г. Пауэрс жив и предстанет перед судом. Официально же было объявлено о его смерти, и по замыслу Н. С. Хрущева об этом необходимо было молчать до самого суда. Однако Я. А. Малику решением Президиума ЦК КПСС был вынесен только строгий выговор [2.25. С. 81–88].
Так, и В. Беленко — военный летчик, бежавший на истребителе МиГ-25 в Японию — мог в принципе не опасаться за жизнь и благополучие семьи: "Людмила и Дима? (…) Ее родители достаточно влиятельны, чтобы не допустить этого" [2.26. С. З]. А. Шевченко, бывший заместитель Генерального Секретаря ООН от СССР, учившийся вместе с сыном министра иностранных дел А. А. Громыко, был вхож в эту семью и назначен на свой высокий пост благодаря протекции. Однако стоило прегрешение совершить представителю "простонародья", как реакция следовала более жесткая. Налицо было то, что субъективные факторы даже в этом случае играли большую роль. Государство имело — в лице КГБ и пограничных войск — очень жесткую защиту от всякого рода лазутчиков, но не могло даже глаз поднять на высокопоставленных предателей. И что бы ни творил высокопоставленный "деятель", КГБ, оставаясь в рамках своих полномочий, был бессилен. А за рамки никто выходить не хотел — инициатива наказуема…
В годы гласности этот момент стал одним из самых больших доказательств разложения элиты и одним из доводов при борьбе с "незаконными привилегиями": "Существуют приказы председателей КГБ, запрещающие производить какую бы то ни было проверку советской элиты и членов их семей.
Если сотрудник КГБ получает информацию компрометирующего характера на этих людей, он обязан немедленно ее уничтожить. (…) Ведомство занималось поиском шпионов исключительно среди рабочих, крестьян и "безродной" интеллигенции.
Хотя в других приказах тех же председателей лицемерно требовалось всегда иметь в виду, что иностранные спецслужбы стремятся приобретать агентуру прежде всего в руководящих партийных и советских органах, а также среди сотрудников КГБ и МВД" [33. С.29]; "Был снят всякий контроль (в том числе КГБ) с высшей партноменклатуры — членов ЦК, секретарей обкомов.
Существовала инструкция для органов государственной безопасности, согласно которой запрещалась агентурная работа (включая прослушивание, наружное наблюдение и т. п.) над депутатами, партийными, комсомольскими, профсоюзными работниками высокого ранга.
Даже если в следственных делах КГБ нити вели к ее представителям, то они обрывались, а расследование прекращалось. Любые материалы на высшую партноменклатуру (например, случайно проявившиеся по другим делам) подлежали уничтожению. Можно сказать, что высшая номенклатура получила право на безнаказанную измену Родине" [42. С.114]. Итак, из-под оперативного наблюдения были выведены номенклатурщики. Более того, для большей гарантии, в послевоенные годы в высшем руководстве КГБ СССР была очень широко представлена группа товарищей, пришедшая из партийных органов (иногда — науки), которую можно назвать "Руководящие непрофессионалы" (в то время как ранее в спецслужбах были лица, чей чекистский стаж шел с 15 лет — генерал-лейтенант П. А. Судоплатов, или же генерал Е. П. Питовранов, которому звание "генерал-майор" присвоено в 28 лет). К такого рода непрофессионалам относятся следующие:
— 1-й заместитель Председателя КГБ СССР (08.08.90–28.08.91) генерал-полковник Г. Е. Агеев (в органах — с 36 лет, перемещен с должности 2-го секретаря Иркутского горкома КПСС);
— Председатель КГБ (18.05.67–26.05.82) генерал армии Ю. В. Андропов (53, Секретарь ЦК КПСС);