Наш отряд был разбит на тройки, ну, и, разумеется, в состав каждой тройки входил один интари и двое его земных предков. У всех кроме меня. Поскольку мой Старик в то время еще только начал учиться ходить и у меня еще не было стопроцентной уверенности в том, что я когда-либо смогу увидеть его прежним, мне насильно навязали двух помощников, которых можно было скорее назвать телохранителями. От одного из них я так и не смог отвязаться, а потому в те дни, когда я не нахожусь на какой-нибудь из баз Интайра, этот тип всегда вертится рядом и вы его знаете, Джейн, это Гена. Тот самый парень, который известил меня о приходе Спироса Кодзакиса.
Навязав мне в помощь Геннадия Уралова и Тимофея Ладина, которые должны были мне помогать, Серж действовал с корыстной целью. Во-первых, он таким образом хотел иметь стопроцентную уверенность в том, что за мной будет кому присмотреть, а во-вторых, хотел иметь надежный источник информации. Так как наш кудесник Егор Уралов был главным врачом "Уригленны" и подчиненным Сержа, то и Гену вполне можно было считать человеком главного военного администратора. Егор, которому в силу его профессиональных обязанностей навсегда была заказана дорога в экзекуторы Трибунала, просто уговорил меня взять в помощь Гену, своего деда, ну очень уж досужего типа, а Серж подсунул мне Тимофея, который тоже был еще тем деятелем, и таким образом я теперь был у него на виду.
Оба этих парня никогда прежде не бывали в Москве и потому прежде, чем высадиться, я сначала показал им основные достопримечательности этого города. Подогнав опустевший космобот к крыше гостиницы "Интурист" на Тверской, мы совершили свое первое скрытное десантирование. Правда, тогда мы были одеты не в боескафандры, а в стильные костюмы, которые хотя и были скопированы с лучших моделей французских и прочих кутюрье, были изготовлены из интайрийских материалов и вполне могли заменить собой даже очень тяжелый армейский бронежилет.
В наплечных кобурах у нас были уже не пистолеты, а куда более мощное, плазмено-пучковое оружие, которое мы теперь, как и многие другие любители фантастики, называем бластерами. Однако, это оружие предназначалось для особых случаев, ну, а так как мы вовсе не собирались никого убивать, то у нас были с собой еще и небольшие станнеры. С такой экипировкой на и сам черт был не страшен, не то что всякая там братва, к тому же мы к тому времени мы все изрядно поднаторели в наших сенсетивных штучках. Проникнуть с крыши внутрь гостиницы было для нас теперь парой пустяков. Спустившись в лифте на первый этаж, мы, изображая из себя постояльцев, вразвалочку и не спеша вышли наружу. Швейцар при входе вежливо поклонился мне, словно я был африканским принцем, глядя на меня заискивающе и подобострастно.
Возле гостиницы с её прохладным, насквозь прокондиционированным холлом, ресторанами, барами и казино, было еще чисто, но уже буквально в пятидесяти метрах тротуар был похож на помойку. Был жаркий, августовский московский полдень, асфальт плавился под ногами и от горячих тротуаров пахло мочей и гудроном. Еще никогда я не ощущал Москву такой грязной и измученной. Не смотря на блестящие витрины шикарных бутиков, она каждой своей подворотней была в те годы похожа не на столицу великой страны, а на завшивленного бомжа. Может быть потому, что я так расписывал красоту этого города Тимофею и Гене, мне так бросилась в лицо вся эта грязь и вонь.
Стараясь не смотреть на нищих, сидящих на тротуаре неподалеку от дверей в магазины попроще, к роскошным охрана их и близко не подпускала, мы не спеша шли вверх по Тверской, в сторону мэрии. Возле памятнику Юрию Долгорукому собралась целая толпа бомжей, среди которых было много крепких, довольно молодых людей, в глазах которых даже издали легко читалась тоска и безнадежность. Смотреть на них было тяжело особенно тогда, когда рядом мимо прошли несколько красивых, нарядных девушек. Тимофей, бросив на бедолаг всего лишь один единственный, беглый и стесняющийся взгляд, негромко сказал мне: