Клочья туч касались вздымавшихся волн моря. Я не видел маленьких промежуточных волн, образующихся обычно между большими валами. Ничего, кроме черных, как сажа, валов, гребень которых даже не рассыпался в брызгах, так он был плотен. Высота их все возрастала.
«Наутилус» то ложился набок, то вздымался отвесно вверх носом, как мачта, отчаянно качаясь и зарываясь кормой в воду. К пяти часам вечера пошел проливной дождь, но он не успокоил ни ветра, ни моря. Ураган несся со скоростью сорока пяти метров в секунду, то есть свыше сорока лье в час. Подобные ураганы разрушают дома, сносят черепичные крыши, разбивают железные решетки и, как мячики, перекатывают большие пушки на палубах кораблей. Но «Наутилус» посреди этого хаоса вполне оправдывал слова одного знаменитого инженера: «Нет такого корабля, если он хорошо построен, который не мог бы бороться с морем». Это не была неподвижная скала, которую волны могли разрушить, — это было стальное веретено, подвижное и повинующееся человеку; без снастей и без мачт, оно безнаказанно боролось с разбушевавшейся стихией.
Я внимательно наблюдал эти как бы сорвавшиеся с цепи валы. Они достигали пятнадцати метров в высоту при длине от ста пятидесяти до ста семидесяти пяти метров и катились со скоростью, вполовину меньшей, чем скорость ветра. Их объем и их мощность увеличивались в зависимости от глубины моря. Я гонял тогда роль этих волн, которые вбирают в себя воздух, уносят его в глубь моря, доставляя туда, таким образом, кислород. Высший предел давления их, по подсчетам ученых, достигает трех тысяч килограммов на квадратный фут поверхности, на которую они обрушиваются. Вот такие именно волны сдвинули с места на Гебридских островах скалу весом в восемьдесят четыре тысячи фунтов. Это они во время бури 23 декабря 1864 года, разрушив часть города Иеддо[65] в Японии, со скоростью семисот километров в час пронеслись по океану и в тот же день достигли берегов Америки, чтобы разбиться о них.
При наступлении ночи я увидел на горизонте большой корабль, отчаянно боровшийся с бурей. Он лежал в дрейфе. Должно быть, это был один из пароходов, совершающих рейсы между Нью-Йорком и Ливерпулем или Гавром. Вскоре он скрылся во мраке.
К десяти часам вечера все небо было как бы объято пламенем. Огненные молнии рассекали воздух. Я не мог глядеть на их нестерпимый блеск, но капитан Немо не отводил глаз от неба. Казалось, он наслаждался бурей.
Невероятный гул сотрясал воздух, — грохот разбивающихся друг о друга валов, завывания ветра, раскаты грома… Ветер все время менял направление, и циклон, начавшись с востока, туда же и возвратился, обойдя север, запад и юг.
Ах, этот Гольфстрим! Он вполне заслужил свое имя короля бурь! Что, как не различная температура его вод и слоев воздуха, лежащих над его течением, рождает эти чудовищные циклоны!
За дождем последовал настоящий огненный ливень. Струйки воды, казалось, превратились в потоки расплавленного металла.
Можно было подумать, что капитан Немо, выбирая себе достойную смерть, желает быть убитым молнией.
В момент страшнейшей килевой качки «Наутилус» поднял в воздухе свой стальной бивень наподобие громоотвода, — я видел, как сыпались с него искры!
Совсем выбившись из сил, я на животе дополз до люка, открыл его и спустился в салон. Ураган достиг в это время наивысшего напряжения. Внутри «Наутилуса» ни секунды нельзя было удержаться на ногах.
Капитан Немо сошел вниз только в полночь. Я слышал, как наполнились резервуары, и «Наутилус» медленно погрузился в спокойную глубь моря.
Ставни в салоне были открыты, и я видел целые стада больших рыб, которые, как призраки, в смятении носились в огненных водах. Некоторые из них были убиты молнией на моих глазах.
«Наутилус» продолжал опускаться. Я думал, что он найдет спокойную зону на глубине пятнадцати метров. Но морская поверхность была настолько бурной, что нам пришлось опуститься на глубину пятидесяти метров в недра океана.
Но зато здесь, в глубине, какая тишина, какой мир, какое спокойствие! Кто бы мог подумать, что на поверхности моря продолжает свирепствовать ужасный ураган!
Глава двадцатая
ПОД 47°24′ ШИРОТЫ И 17°28′ ДОЛГОТЫ
Буря отбросила нас к востоку. Всякая надежда бежать близ берегов Нью-Йорка или устья реки Лаврентия пропала. Бедный Нед впал в отчаяние и уединился, как капитан Немо. Мы с Конселем не разлучались.