Но положение не стало от этого менее отчаянным. Наше исчезновение могло пройти незамеченным, да если бы даже его и заметили, фрегат все равно не мог, потеряв руль и винт, пойти за нами против ветра. Следовательно, мы могли надеяться только на то, что капитан Фарагут пошлет за нами шлюпки.
Придя к этому заключению, мы решили держаться на поверхности, сколько будет возможно. Чтобы не расходовать одновременно силы, мы решили поступать так: в то время как один из нас, скрестив руки, будет отдыхать, лежа на спине, другой будет плыть вперед и подталкивать лежащего. Каждые десять минут мы должны были сменяться. Таким образом, мы могли удержаться на поверхности воды в течение нескольких часов, быть может даже до восхода солнца.
Какая слабая надежда на спасение! Но ведь человеку свойственно надеяться даже тогда, когда его положение безнадежно.
Столкновение фрегата с нарвалом произошло около одиннадцати часов вечера. Следовательно, до наступления дня нам надо было продержаться на воде около восьми часов. Это было вполне возможно.
Море было спокойно, волн не было. Время от времени я пытался разглядеть что-нибудь в кромешной тьме, но кругом все было пустынно и только светилась фосфорическим блеском потревоженная нашими движениями вода.
Однако около часу ночи я почувствовал смертельную усталость. Сильные судороги сводили мои руки и ноги.
Конселю пришлось одному заботиться о нашем спасении. Скоро бедный малый стал часто и тяжело дышать — я понял, что он недолго продержится.
— Оставь меня! Оставь меня! — сказал я ему.
— Покинуть хозяина? Никогда! — ответил мой преданный слуга. — Я твердо рассчитываю утонуть раньше, чем он.
В эту минуту из просвета в темной туче, увлекаемой ветром к востоку, выглянула луна. Поверхность океана заискрилась под ее лучами. Этот благодетельный свет вернул мне силы. Я поднял голову и обвел глазами горизонт.
Я увидел фрегат — он был в пяти милях от нас. На таком расстоянии он казался едва заметной точкой. Ни одной шлюпки не было в виду.
Мне хотелось позвать на помощь, но мои распухшие губы не могли издать ни звука. Консель закричал:
— Помогите! Помогите!
Остановившись на секунду, мы прислушались. Что это, шум в ушах от прилива крови к голове или действительно донесся ответный крик?
— Ты слышал? — прошептал я. — Да, да!
И Консель снова бросил в пространство отчаянный зов. Теперь — никакого сомнения! Человеческий голос ответил на крик Конселя!
Был ли это голос какого-нибудь несчастного, затерянного, как и мы, в безбрежном океане, голос еще одной жертвы толчка, испытанного кораблем? Или, быть может, нас окликали с невидимой во тьме шлюпки?
Консель сделал огромное усилие и, опершись на мое плечо, наполовину высунулся из воды; но тотчас же, обессиленный, он плашмя упал на воду.
— Что ты увидел?
— Я увидел… — прошептал он, — я увидел… Но лучше помолчим, сбережем силы…
Что же он увидел? Не знаю почему, но в эту минуту мне пришла в голову мысль о чудовище…
Между тем Консель продолжал подталкивать меня вперед. Время от времени он поднимал голову и кого-то окликал. Ему тотчас же отвечал чей-то голос.
Но я уже плохо слышал. Мои силы исчерпались до конца; пальцы безвольно разжались; ладонь не служила больше точкой опоры; судорожно раскрытый рот заполнила соленая вода; холод пронизал меня до костей. Я поднял голову в последний раз, чтобы попрощаться с жизнью…
В эту секунду я натолкнулся на какое-то твердое тело. Я уцепился за него. Потом почувствовал, что меня вытаскивают из воды, что грудь моя свободно дышит, и… потерял сознание.
Очевидно, я скоро пришел в себя благодаря энергичному растиранию.
Я полуоткрыл глаза.
— Консель! — прошептал я.
— Хозяин звал меня? — тотчас же откликнулся верный слуга.
В этот миг, при свете последних лучей луны, опускавшейся за горизонт, я увидел другое, хорошо знакомое мне лицо.
— Нед Ленд! — воскликнул я.
— Совершенно верно, господин профессор. Как видите, гонюсь за своей премией! — ответил канадец.
— Вас выбросило в море при толчке?
— Да, господин профессор, только мне больше повезло, чем вам, — я почти сразу выбрался на пловучий островок.
— Островок?
— Да. Или — чтобы быть точным — на вашего гигантского нарвала.
— Говорите ясней, Нед!
— И тут только, — продолжал канадец, — я понял, почему мой гарпун не мог пробить его кожи, а только скользнул по ней.