— Эти господа народные пропагаторы догадливы. С ними надо вести игру умеючи, — убеждал он себя, думая, что на требуемую роль следователя только один был способен — Липрандец.
— Имеете что-либо доложить? — вдруг, быстро прервав свои размышления, спросил Орлов. — Если нет, то не смею вас доле задерживать, Леонтий Васильевич. — Орлов находился в том благодушном и широком расположении духа, когда все тяготившие его дела казались ему поставленными на колеса и он мог спокойно спать с десяти вечера до десяти утра. В такие минуты он всегда называл Дубельта по имени-отчеству и вообще был с ним предупредителен и любезен до чрезмерности.
— У меня, ваше сиятельство, все в порядке. Столица ведет себя благожелательно, несмотря на крайние веяния с Запада, и никаких преступных соблазнов наши не замечают. — Дубельт говорил с намеренной твердостью речи — такова была его привычка в объяснениях с начальствующими лицами — и при этом старался умело и кстати улыбнуться, выказав свое всегдашнее желание нравиться людям, от которых зависела его карьера.
— Вот тут-то ты и проморгал, — подумал про себя Орлов и, вспомнив о своем решении не говорить даже Дубельту о деле Буташевича-Петрашевского, небрежно бросил:
— Рад. Очень рад.
Дубельт поспешил откланяться. В кабинет тотчас же прыгнул через порог на своих маленьких ножках Степаныч.
— Ну, какого рожна им еще недоставало, этим поганым французишкам? А? — внезапно спросил Орлов Степаныча. — Что они — всю Европу смутить хотят? Вверх дном весь мир поставить, что ли? Веры нет. Веры! Вот что! Социализм вместо веры.
— Христа не чтут, ваше сиятельство. Камнем привалили его, и церковь божию разрушают, — соглашался Степаныч, привыкший к неожиданным разговорам графа и исправно поддакивавший своему барину. — Что и говорить-то! Намедни мастеровой на Охте разорался: что такое нам Христос на крыльях принес?! Попов, говорит, да, — не гневись, ваше сиятельство, — генералов…
— Сукин сын…
— Мы, говорит, вашего Христа…
— Это кто же «мы»?
— «Мы», стало быть… мы, мастеровые… вашего Христа, говорит… даже выговорить неприлично-с…
— Мерзавцы! Их бы туда, в Париж, душегубов, всех к одному месту!
— Вот именно, ваше сиятельство. Именно! Лиходеи и преступники!..
Орлов заложил руки за спину, прошел в самый угол кабинета, к Екатерине II, постоял с минуту на месте и так же решительно вернулся на середину комнаты.
— Позови дежурного адъютанта.
Степаныч засеменил к двери, бросив на ходу:
— Слушаюсь, ваше сиятельство…
— Постой! Постой! — остановил его Орлов. — Нет, лучше-ка ты сам это сделай. — Орлов взял со стола конверт со вложенным письмом Перовскому, заклеил его, приложил печать и дал Степанычу: — Поезжай в министерство внутренних дел и отдай самому графу, скажи — от меня — и в собственные руки.
Иван Петрович Липранди, полковник в отставке, действительный статский советник и вообще полезнейший в министерстве человек
Не прошло и двух дней, как к Ивану Петровичу Липранди, действительному статскому советнику, пришло из министерства «совершенно секретно» предписание приступить к расследованию дела о преступных кружках в столице и провинции, подготовлявших заговор против существующего строя.
Иван Петрович распечатал толстый конверт с министерской печатью и извлек из него распоряжение графа Перовского о немедленном разыскании заговорщиков и бунтовщиков и следственные материалы по делу, в том числе записку дворянина Буташевича-Петрашевского «О способах увеличения ценности дворянских или населенных имений» — ту самую, которую Михаил Васильевич еще зимой отлитографировал и роздал петербургским дворянам.
Иван Петрович взволновался: столь лестным показалось ему новое поручение графа, да еще подкрепленное ссылкой на Орлова. Он достал из кармана своего необычайно длинного сюртука (его он всегда носил, не снимая, и в министерстве и у себя дома) носовой платок и продолжительно высморкался: это служило признаком особого возникшего у него интереса к новому загадочному политическому явлению.
Он направился к креслу у письменного стола и торопливо сел. Тонкими и длинными пальцами, с буро-желтыми пятнами у ногтей, он набил дополна свою трубку и густо задымил.