– На какие шиши? – Егор взбодрился спиртом и осматривал здоровенную кухню с евроремонтом: вытяжка, холодильник и печь в один цвет, дорогая плитка с орнаментом и фото из Сочи, Крыма, Турции. Остальных курортов Егор не знал.
– Товарка, можно сказать. Получаю, разгружаю, фасую и продаю, – Витя отвёл взгляд, схватил бутылку и налил обоим. – Деньги есть, а откуда – дело второе. Ты как? Почему на вокзале спишь?
Егор сперва выпил, закинув голову, и оценил люстру – она каскадом света спускалась с потолка.
– Вчера откинулся.
– Господи, что стряслось?
– Пустяки. Убийство.
Витя побелел, опустил руки и голову. Потом встал. Прошёл по кухне. Подошёл к окну, поправил пепельницу.
– Встречался я с одной бабой, – Егор продолжил и не взял во внимание, как Витя кружится мухой. – Мало знал о ней, но частенько к ней захаживал. Я тогда уже устроился на завод – слесарем, – и какое-никакое лавэ имел. По кафе её водил, кофе отпаивал. Она, знаешь, вся из себя была. Типичная провинциальная фифа, которая разок съездила в Москву и возомнила себя москвичкой. Но что-то в ней меня притягивало.
Витя вернулся на место, закурил и уставился на Егора.
– Тянуло так, что я спал и спал с ней. И плевал на то, что толком о ней ничего не знаю. Ещё о своём детстве мне рассказала. Как её отчим в ванной закрывал и трахал. В общем, жалость и похоть во мне перемешались и выдали чувство, похожее на любовь.
– И ты её убил потом?
– Слушай и не перебивай. Одним днём лежу я у неё без трусов, после слюнявого минета. Слышу – дверь открывают, ключами открывают. Моя дура подскакивает, вещи мои – на балкон, а меня – под кровать. Лежу, еле дышу и слышу, как она мужа ласкает: «Привет, дорогой. Ты уже вернулся? А я тебя ждала».
– Какая банальная история, как из мелодрам по телеку. У меня жена такую хрень обожает.
– Далее. Мужик обувь спалил, ходит, ищет. Мне страшно, понятное дело. Наконец доходит до кровати. Лицо его наклоняется ко мне, и вижу я знакомые черты. Длинный нос, маленькие глазки, весь чёрный. Это, знаешь, кто?
– Ну.
– Стасик.
– Тот, которого мы пиздили?
– Верно. Получал он за дело, но об этом, конечно, не помнил. Смотрел он под кровать свирепо. Но ещё свирепее стал, когда я оттуда вылез. Прикинь, какая встреча?
– А дальше? – Витя встал, открыл окно и встал к нему продышаться. К таким поворотам готов он не был.
– Он вмиг вспомнил старые обиды, начал кровать ломать, дверцу шкафа проломил. А потом кровью глаза налились, и он на кухню погнал. Я смекнул, что за ножом. Кинулся вслед, по затылку – ка-а-ак!
– И убил? – Витя закрыл лицо руками.
– Ты ведёшь себя как ребёнок.
– Прости, брат. Тюрьмы боюсь. Сам нечист. Сесть боюсь, – он насасывал сигареты одну за другой.
– Ладно. Отключил я его и сбежал под крики моей (или нашей?) бабцы. Кажется, проехали, обошлось, но нет. Через пару дней прихожу к ней – она написала СМС, позвала в гости и хотела ситуацию обсудить. Поднимаюсь, вижу, что дверь открыта. Не понял, но вошёл. Тишина. Иду на кухню – пусто. Смотрю в зале – никого. Наконец, дошёл до спальни, на кровати – месиво. Она лежит на красном одеяле, пропитанном её кровью. Живот вспорот, глаза вырезаны. И тут – хуяк мне по голове.
– Стасик подставил?
– Ну, такие вот дела, – Егор взял бутылку, налил и опрокинул без закуси.
– Невиновного посадили! – Витя кружился по комнате, как отличница перед экзаменом, как поэт в психушке или как героинщик у барыги.
– Смирился.
Егор знал, что Стасик – мент и что семья его – ментовская. Он же сирота – на тот уже момент – и всего лишь слесарь. Он сел, за месяц изучил понятия, познакомился с кем надо и стал мужиком. Словом, адаптировался.
Старые друзья молчали.
– Ладно, раз ты мне о своей жизни поведал, то и я раскрою карты, – Витя вернулся за стол, налил по рюмке. – Я не соврал, но недоговорил. Занимаюсь я товаркой, но вот товар запрещённый.
– Дети, оружие, наркотики? – Егор спросил с улыбкой, потому что к запрещёнке он привык за двенадцать лет.
– Травка, иногда марки, – Витя ждал, как отреагирует Егор – положительно или отрицательно.
– Хорошо хоть, что лёгкие. А как ты в бизнес вошёл?
– Не поверишь. С одноклассником всё замутили.
– С Петькой Протасовым? – Егор откинулся на спинку, потом встал и тоже закурил у окна.
– С ним! А ты откуда знаешь?
– Он всегда на торчка похож был, – смех разнёсся по кухне.
Тёмные страницы оставили, перешли к светлым, если торговлю наркотиками мимо жены и детей и двенадцатилетнее заключение можно так назвать.
– А ты курой побыть не хочешь? – Витя уже икал и расползался по столу.
– Это типа ещё ниже петуха? – Егор усмехнулся, но шутки не понял.