Дед закончил войну под Берлином и вернулся домой с тремя ранениями, двумя контузиями, орденами Красного Знамени и Славы, кучей медалей и вот этим пистолетом. Сергей помнил, как в детстве бабушка давала ему играться этими медалями, а вот куда все награды делись потом – этого Сергей не знал. Дед умер в девяносто четвёртом году, и пистолет должны были изъять. Но не изъяли, что и неудивительно, если вспомнить тот бардак, что творился в те годы в стране. А сдавать его добровольно никто и не собирался, опять же учитывая всё тот же бардак. И факт остаётся фактом: все медали и ордена деда пропали, а пистолет – вот он, лежал перед ним. Сергей взял пистолет в руку и ощутил его приятную и убийственную тяжесть: снял с предохранителя, передёрнул затвор и, отведя руку в сторону и вниз, нажал на спусковой крючок. Мягко щёлкнул курок – пистолет был хорошо смазан и, несмотря на возраст, работал вполне надёжно. Сергей ещё раз передёрнул затвор и прицелился в зеркало, вставленное в дверку буфета. А мысленно вставил обойму, передёрнул затвор, засунул ствол пистолета себе в рот и нажал на спуск. И всё – боли больше нет! И всё?! Да если бы знать – всё или не всё?! Это конец его мучений или только их начало? Нет ответа…
Какие-то непонятные звуки с соседнего участка вывели его из состояния ступора: то ли кто-то рубил дрова, то ли ломал их через колено. Сергей завернул ТТ в тряпку, засунул в пакет и отнёс его в свою комнату. Посмотрел в окно и выругался вполголоса: на соседнем участке баба Вера пыталась рубить дрова, а годов ей было, если Сергей не ошибался, где-то за девяносто. Что и говорить: удивительные вещи порой творит Создатель с людьми, награждая (или карая?) их долгой жизнью…
Торопливым шагом пересёк лужайку позади его дома, заросшую травой, мимо общего с бабой Верой колодца, вдоль недостроенной беседки – прямо к бабе Вере, неловко орудовавшей топором. Перехватил в воздухе занесённое топорище:
– Здравствуй, баба Вера! Давай-ка помогу!
– Ой! – испугалась старуха. – Хто ето?
Пригляделась подслеповато через смешные круглые очки: одна дужка у очков отсутствовала, и вместо неё была привязана чёрная верёвочка.
– Серёжка! Ты, што ли?
– Я, баб Вер, я! – Сергей уже держал в руках её топор. – Давай лучше я дров нарублю…
– А давай! – радостно согласилась баба Вера. – А я тебе потом рюмовку налью!
Сергей внимательно осмотрел топор бабы Веры и решил не рисковать, а сбегал за своим топором. Потом вытащил из сваленных в кучу дров чурбак потолще и установил его на колоду – баба Вера присела на другой чурбак в сторонке и приготовилась поговорить: любила она это дело. Сергей хакнул и с первого же удара развалил чурбак пополам – дело пошло.
– А твоя-то где? – с любопытством спросила баба Вера. – На работе, иль поругались, можа?
– Работает… – не стал откровенничать Сергей. Он с наслаждением махал топором: дрова были хорошие, берёзовые и кололись легко, с приятным хрустом.
– Ну-ну… – не поверила баба Вера.
– Ну а твой где? – просто чтобы поддержать разговор, спросил Сергей.
– Которай?
– А у тебя что – много их? – иронично спросил Сергей. И десять, и двадцать, и тридцать лет назад баба Вера называла его просто Серёжкой, а он её бабой Верой. А вот как зовут её мужа, он не знал; даже помнил его плохо – пересекались они с ним нечасто.
– Трое было! – гордо ответила старуха. Причём умудрилась это сказать так, что сразу же стало понятно: это только мужей было трое. Подумала недолго и, скорбно поджав губы, добавила: – Всех похоронила.
И опять какая-то двусмысленность послышалась в голосе бабы Веры – как продолжение недоговорённой фразы:
– Никто живым не ушёл!
Это было неожиданно. Сергей аж воткнул топор в колоду и с интересом посмотрел на бабу Веру.
– Уж я с имя ругалась – страсть! Бывало, дрались даж! Я по молодости-то шустрая была, – вошла во вкус старая и с радостью делилась опытом. – А к вечору – ничё, спать легли и помирились. Потому што спать надо вместе – тады и будет всё миром!
Сергей снова рубил дрова и слушал журчанье бабы Веры о том, как первый её муж пил сильно, отчего и помер, как второго мужа она сама пить отучила и что третий был шибко работящий – вот и надорвался. Сергей чувствовал, как от этого неторопливого рассказа уходит его боль: растворяется в неспешном говорке бабы Веры, в её простых словах и житейской мудрости – без остатка и, что самое удивительное, без водки…