Начнем с того, что Маркхэм — в некотором роде архитектор, выдающийся архитектор, если судить по его успехам. Он специализируется на многоэтажных и комбинированных типах больших многоквартирных жилых домов, но в то же время, если какой-нибудь богатый фанатик или нувориш желает получить жилье радикального дизайна, воплощающее все известные механические удобства, а также многие еще не известные, он обращается к Маркхэму. Хуже всего то, что его друзья и коллеги-архитекторы, похоже, считают, что за его успехи ответственен не гений, а превосходный практицизм, что он приобрел его благодаря трудолюбию и зубрежке во время учебы, и все в таком духе. Маркхэм прекрасно понимал, насколько бесполезной была бы попытка оспорить это мнение, и его нынешняя сдержанность, возможно, лучшее в сложившихся обстоятельствах.
Этот день, в частности, стал для него тяжелым, и тогда произошла, как он утверждает, необычная серия совпадений. Прежде всего, он провел все утро, готовясь к участию в конкурсе "Красивый город", который проводился несколькими газетами, двумя журналами и универмагом с призом в 10000 долларов. Конкурс должен был определить лучший план идеального города на месте Нью-Йорка. Конечно, ничего нельзя было сделать, чтобы убрать уже существующий, но сравнение реального города с идеальным вызвало бы большой интерес и принесло бы большую известность всем заинтересованным сторонам. Более того, ходили смутные слухи, что Совет по оценке и распределению бюджета проявлял более чем мимолетный интерес к этому вопросу, и что если победивший план понравится ему, он может предпринять первые шаги по превращению старого Нью-Йорка в идеальный город.
Во всяком случае, Маркхэм отреагировал на конкурс, как кошка реагирует на запах рыбы. Он заставил свой плодовитый мозг работать и в конце концов разработал то, что считал идеальным планом. Но в то же время, как он позже рассказывал, в нем жило некое подозрение, которое говорило ему, что это вовсе не идеальный план, что это просто лучшее, на что способен его мозг на сегодня, что в любое время дня и ночи в его мозжечке, когда он меньше всего этого ожидает, может проскочить видение идеального города, и этот город будет в тысячу раз лучше того, который он создал.
Поэтому он запрятал план и чертежи в долгий ящик, горячо надеясь, что видение идеала может прийти к нему до того дня, когда нужно будет представить планы — ровно через две недели.
Вторую половину этого дня он намеревался провести в библиотеке, изучая некоторые научные и технические журналы, а также каталоги, в поисках новых бытовых устройств и трудосберегающих машин, которые он мог бы внедрить в свои будущие дома. Он нашел несколько интересных идей, но вскоре заскучал и зашел в кинотеатр. Там ему посчастливилось стать свидетелем фантазии, в которой пытались изобразить город будущего. Он не мог удержаться от улыбки, когда выходил из кинотеатра и всякий раз, когда думал об этом совпадении во время ужина. Вечером он устроился в самом удобном кресле в своем кабинете и, набив табаком трубку, приготовился насладиться часом-другим интересного чтения. Только открыв книгу, он заметил, что это псевдонаучный роман Верна, или Уэллса, или кого-то подобного типа. И тогда он откинул голову назад и разразился долгим, искренним смехом.
Почувствовав прилив веселья, Маркхэм решил, что, учитывая характер его деятельности в этот день, ему лучше не читать подобные книги, чтобы не развить то, чего он больше всего боялся, — односторонний склад ума. Однако он устал, ему было очень уютно, а дым его трубки начинал образовывать в воздухе завораживающие спирали. Читатель может вспомнить время, когда он сам был в похожей ситуации. Тем не менее, в конце концов, он убедил себя, что эта книга не хуже и не менее желанна в данный момент, чем любая другая. И он начал читать.
Мы должны предположить, что в какой-то момент шрифт на страницах книги перед ним словно сбился в кучу, трубка каким-то образом выскользнула изо рта, а веки стали свинцовыми. Его чувство времени, его сознание, все затуманилось. Он почувствовал, что засыпает. Но он не осознал последующей пустоты сна. Казалось, он почти сразу же пришел в себя.
Он находился в странной маленьком помещении. Казалось, это был восьмифутовый куб, пустотелая внутренняя часть строительного кубика какого-то бробдигнагского младенца. Но хотя во всех трех измерениях он действительно достигал восьми футов, его вряд ли можно было назвать кубом, поскольку стены плавно переходили друг в друга, а также в пол и потолок, что соответствовало архитектурной натуре Маркхэма. В этом месте не было ни одного угла. У одной стены стояла аккуратная маленькая металлическая кроватка со своеобразным матрасом, который, как он понял, проверив, представлял собой просто надутую резиновую подушку, заправленную внутрь безупречно белой простыни. Вот и все постельное белье. Он быстро сообразил, что, поскольку одеял не было, тепло должно подаваться каким-то особым способом. Он снова огляделся и с изумлением обнаружил, что здесь нет ни отопительного прибора, ни окон. Взглядом специалиста он осмотрел нижнюю часть стен и, как и ожидал, обнаружил, примерно в восьми дюймах над уровнем пола, крошечный ряд отверстий, тянущихся по всей комнате. Приложив руку к одному из них, он почувствовал, как в комнату бесшумно и постоянно вливается поток теплого, свежего воздуха. Он увидел еще один ряд отверстий на равном расстоянии от потолка и понял, что они предназначены для выхода отработанного и перегретого воздуха, который поднимался в верхнюю часть комнаты. Он также увидел полусферу из матового стекла, которая выглядела так, словно была вцементирована в потолок, из которой мягкий свет струился в стороны и вниз.