– Хорошо проводишь время, малыш?
Выловил ее в уголке у рояля и поцеловал в шею. Маленький, мимолетный поцелуй, как клеймо. Если кто вдруг вздумал пялить на нее, теперь знает, что она моя.
– Не советую тебе целовать меня, – протяжно тянет эти слова и по хитрым глазищам вижу, что начинает плыть от моих прикосновений, ее ладошка самовольно гладит меня по животу, опускаясь ниже и ниже.
– Немного нервничаю, к этому всему непросто привыкнуть. Всегда удивлялась выдержке таких, как ты. Сколько же нужно потратить энергии, чтобы достичь желаемого. Откуда в тебе столько запала, мой мужчина?
– Женщина, руку убери, мы не одни, – рычу моментально и зыркаю на нее серьезно.
Мы не одни. Тут чужаки. При чужаках первое правило – держать лицо и не показывать своих слабостей. Ты никогда не знаешь, кто может ударить ножом в спину. И я не мог знать, как закончится этот вечер. Если бы мог, атаковал бы первым.
Гости начали разъезжаться около двенадцати. По несколько компаний за раз, и нужно было откланяться каждому. Искал взглядом Белякова и не нашел, тогда нашел Глеба и приказал следить за Мариной.
Проводив несколько последних машин с покидающими дом гостями позвал свою девочку.
– Мара?
В ответ тишина, а потом вышел Беляков.
– Где Лисицына?
Я сразу напрягся. По глазам и тону вижу, что что-то не так.
– Вовка, что? – спрашиваю в лоб.
Он мнется с ноги на ногу и мне это начинает нравиться еще меньше.
– Собаки завыли, я вышел посмотреть. Глеб лежит в луже собственной крови за фонтаном. Ножевое в сердце, он мертв.
Я сжимаю кулаки так что болит кожа. Челюсть тоже сжимается, по венам кипит адское пламя.
– Он охранял Марину? – Беляков смотрит на меня с долей страха и сочувствия.
– Борис! – гаркаю так, что, кажется, стекло задребезжало, – Кир, камеры!
Пока из города едет скорая и наряд бойцов Белякова, мы смотрим камеры в надежде увидеть, что произошло. Но мою девочку вывезли не салаги. Они умудрились не засветить на камерах ничего.
– Рустам Игоревич, через пару километров камера скорости, можно пробить все выехавшие тачки и пытаться искать так, – говорит Кирилл, а я ничего уже не соображаю. В руках горит одно – желание убивать. Порвать их всех как шакалов, собственноручно.
– Рус, мы найдем ее, – кладет руку на мое плечо Беляков.
Я ему не верю. И я сожгу этот блядский дом, из которого второй раз под шумок вывозят то, что мне дорого.
Беляков сжимает мое плечо и уверенно повторяет:
– Мы найдем её.
Я найду ее сам. А те, кто покусился на нее, захлебнутся собственной кровью, как убитый их руками мой человек.
– Моих бойцов ложат, как карты в карточном домике. Какого хера? Влад вояка, Глеб спортсмен, что за игрок по ту сторону, Белка? Я не могу больше хоронить людей. Я не смогу хоронить...
– Так, всё, рот прикрой и не ныряй туда. Мы спасем ее во что бы то ни стало.
Два дня как на пороховой бочке. Я не спал ни часу, бью во все колокола. Поднял все свои связи, и в мире бизнеса, и в ментовском, и в бандитском мире. И вот он третий день, третий день, когда наконец прозвучал важный звонок.
– Мы нашли ее.
– Где она? – я вскочил со своего кресла, сжимая телефон до хруста.
Молчание хуже выстрела. Я набираю полную грудь кислорода и шиплю на выдохе.
– ГДЕ. ОНА.
– В морге. Ты должен приехать и опознать тело. Мне так жаль, друг.
Глава 27
Я не знаю сколько часов просидел в морге. Время для меня остановилось как только я туда вошел. Подхожу, касаюсь простыни, сжимаю кулак и стою так, не решаясь сделать следующее движение. Голову атакуют воспоминания, которые как ножи. Ее улыбка. Ее смех. Ее хитрющее выражение лица, когда она играет со мной. Ее дыхание. Ее стоны. Ее красивое молодое тело. Васильковые глаза. Мягкие подушечки пальцев, которые порхали по моему телу как маленькие бабочки.
Я закрываю глаза и дергаю ткань. Открываю и рвано выдыхаю, увидев подтверждение своего самого большого страха.
Она. Это она.
Падаю перед столом на колени, словно поставили подсечку. Ноги не держат. Ничего не держит, словно из моей груди вырвали сердце и швырнули рядом на ледяной пол. И вот оно валяется и кровоточит, а я не могу умереть и лечь рядом с ней. Потому что у меня еще есть работа.
Месть.
Тот, кто поднял на нее руку, должен остаться без рук. Я найду его, и убью его, а потом в идеале и себе сделаю харакири. В тюрьму не хочу, чтоб Белка отмазывал не хочу, хочу снова к ней. В те три недели, когда мы были счастливы. В это украденное и навсегда прерванное счастье.