Испугалась, маленькая. Злится, ругается, знакомо и очень понятно. Я должен был ее защитить, а упустил.
– Все хорошо, Мариша, ты в безопасности теперь. Я больше никому не дам тебя обидеть, – перехватываю ее ладони и целую пальчики.
– Не прикасайся ко мне. Я грязная. Не хочу, отойди, – отскакивает словно от прокаженного и трет ладошки о юбку платья.
Я поднимаюсь на ноги. Раздосадованный. Не люблю такие эмоции. Знаю, что не имею ни малейшего права, но начинаю закипать.
Беру ее за руку, тяну на себя, прижимаю изо всех сил.
– Не дури. Выбираться надо. Можешь психовать на меня, но я тебя из рук не выпущу, грязная.
– Он со мной такое делал, – всхлипывает Марина и слабо пытает вырвать руку из захвата, – я не могу и не хочу, пусти.
Резко хватаю ее за плечи и заставляю посмотреть на себя.
– Девочка моя, дыши. Гадко, я понимаю, сотрется. Нет его больше, – говорю жестко, а затем мягко глажу ее прохладную кожу, – вылечим тебя, проработаем, забудешь.
Любые врачи, психологи, курорты, что бы не потребовалось, я заставлю ее забыть поползновения той твари.
Ничего не говорит. Просто идёт за мной словно безвольная кукла и тихо плачет. А потом ее прорывает.
– Почему ты так долго меня искал?
– Потому что тебя надежно спрятали от меня. Ничто не указывало на этот сраный хутор. И не указало бы. Мне пришлось обратиться к очень опасному человеку за помощью, когда я понял, что Беляков и мои люди не справляются.
– Ты три дня не решался к нему пойти? Он такой стремный? – прожигает меня разочарованным взглядом.
Опаляю ее взглядом.
– Я бы к самому Дьяволу пошел, но к нему не просто попасть на прием, родная. Это тебе не магазин, в который зашел и взял что тебе надо. Плюс у меня были отвлекающие факторы.
Не решаюсь сказать ей сразу, а потом не понимаю, с чего тянуть. Она должна знать.
– Твоя сестра мертва. Беляков думал, что ты. А я несколько выпал из реальности, увидев лицо, настолько похожее на твое, на столе в морге.
Ее аж подбросило то ли от шока, то ли от моих последних слов. Поджала губы и фыркнула.
– Чувствовал вину? Или что это было? Ты вообще в принципе умеешь что-то чувствовать?
– Ты слепая или дура?
– Дура, потому что нужно было бежать, когда палкой тебя огрела! Я боюсь тебя и всё, что с тобой связано. Я с жизнью попрощалась, я человека возможно убила! А я не хотела! Я не умею!
Она заторможено смотрит на свои ладошки и начинает рыдать, упав на колени у моих ног.
– Дура, – соглашаюсь, – бежать от меня на съедение волкам это сильно. Ты никого не убила. Я, скорее всего убил, и мне не жаль. Тебе нужно взять себя в руки и позволить мне вывезти тебя отсюда, соберись. Ночь, лес, дикие животные кровожаднее людей. У волка точно на тебя не встанет, зато крови твоей он может захотеть.
Поднимаю ее с земли, закидываю к себе на плечо, выношу из леса. Замучилась, продрогла вся, пережила такое. Это я матерый волк, она тепличное растение.
– Ты дурак, – тяжко вздыхает горе на моем плече руками скользит по моей заднице, – но я тебя люблю, и я хотела уйти в монастырь, чтобы тебя не видеть больше, но передумала. Я хочу тебя, ты вкусно пахнешь мужчиной. И да, у меня стресс, я несу ахинею, а ты терпи, Стрельцов, я тебя позже ушатаю, когда покушаю, – всхлипывает Марина и опять гладит мою спину.
С моих губ срывается вздох облегчения. Ахинея – это хорошо. Оживает. Дурочка малая. Сильнее сжимаю ее бедра и прижимаю к себе. Никогда не отпущу.
– Когда я подумал, что в морге ты, я хотел лечь и умереть рядом. Но не сразу, не до того, пока лично не убью того, кто это сделал. А отомстив можно и харакири. Мариша, я никогда не испытывал ничего подобного в своей жизни. Я больше никогда тебя не отпущу, девочка.
– Конечно не отпускай, я головой в землю упаду и точно буду дурой. А оно тебе надо? Что?! Какое харакири?! Ты дурак?!
Дернулась и шлепнула меня по заднице.
– Дурак конечно, раз прохлопал свое сокровище в своем доме под самым носом. Дурак потому что позволил тебе выйти к гостям. Нужно было трахать, кормить и никому не показывать своего лисенка.
– Ты злой и страшный Серый Волк? – смеётся и опять гладит мои бедра.
Улыбаюсь, услышав ее смех. Понимаю, что это истерика. Но все же какой это приятный звук.
– На страже своей лисички.
Скорее бы оказаться дома, вымыть ее, накормить. В загородный дом не повезу, пусть сгорит. Либо к Белякову, либо в свой номер в отеле, который перманентно снимаю.
Выходим из леса к полю и вижу вокруг своей машины кучу тачек с мигалками, скорую и копов. Вот и дружище поспел. Неужели в морге нацепил на меня маячок, а я проворонил?