Мы были молодежью, превыше всего ставившей права человека, находящиеся в гармонии с благом всего общества. Одновременно мы осознавали, что история, в том числе история коммунистической партии, фальсифицирована и следует непременно выяснить, как всё обстояло на самом деле.
Вы хотели перевернуть мир?
Кто знает… Скорее мечтали о социализме «с человеческим лицом». В своем мировоззрении мы, безусловно, придерживались левых взглядов, но одновременно знали, что здесь происходят странные вещи, что в истории Польши есть белые пятна. Мы прежде всего хотели разобраться.
Вы встречались в Клубе Кривого колеса в Старом городе?
В том же помещении — оно называлось Дом культуры в Старом городе. Иногда там, иногда в Варшавском университете. Адам был человеком, способным войти в кабинет к какому-нибудь профессору и запросто его «уболтать». Убедить, что молодежи, интересующейся историей, следует помочь. Нам давали аудиторию, не особенно вникая, кто и зачем собирается там встречаться.
Вы, кажется, писали бунтарские стихи.
Мы собирались издавать газету с оптимистическим названием «Перспективы». Межшкольную. Мы с Адамом даже дали интервью на эту тему какому-то молодежному журналу. Я должен был стать редактором, но наша инициатива не выдержала испытания временем. А стихи? Да… что-то было… кажется, под Сандауэра[90], но об этом лучше спросить Адама, он скорее вспомнит.
Название Клуб искателей противоречий придумал Станислав Мантужевский[91]?
Да, социолог из Академии наук, занимавшийся трудной молодежью… В какой-то момент он с нами сблизился. Даже добился, чтобы одну из наших встреч записало телевидение. И, пожалуй, именно ему мы обязаны тем, что сохранилось много фотографий. Глядя сегодня на эти снимки, что уж говорить, я вижу прежде всего еврейские лица. Но то, что большинство из нас имеет еврейское происхождение, мы вообще не осознавали, это не имело для нас никакого значения.
И не служило объединяющим моментом?
Ни в коей мере. Мы не знали традиции, не были знакомы с еврейской культурой, не интерпретировали реальность «через еврейские очки» (если процитировать более позднее определение одного моего друга). Мы об этом вообще не говорили. И для большинства из нас это не было элементом идентичности. Я говорю не только о себе, но и о ближайших друзьях — не припоминаю ни одного важного разговора.
Ты не задумывался почему?
Лишь спустя годы. В то время еврейская проблематика нас действительно совершенно не интересовала. За единственным исключением — погром в Кельце, но и это лишь с точки зрения гипотетической провокации со стороны госбезопасности или даже НКВД. Сегодня уже известно, что это полная чушь. Иоанна Токарская-Бакир[92] написала о келецком погроме прекрасную, подробнейшим образом документированную книгу. Но тогда циркулировали всякие слухи, которым, впрочем, до сих пор верят… воспользуемся таким расплывчатым определением… католическо-националистические круги.
Никаких тревожных сигналов в плане польско-еврейских отношений вы не замечали?
Что касается польских евреев, наши познания ограничивались понятием «Холокост». То, что евреи были уничтожены во время Второй мировой войны, мы, разумеется, знали. А также — что существовали шмальцовники[93], выдававшие евреев. Разумеется. Кроме того, в нашей среде, в среде моих родителей, было известно о том, как евреев прятали во время оккупации и оказывали им помощь. Скрывался мой отец, первый муж моей матери жил по фальшивым, так называемым арийским, документам, и так далее. Очень близкой подругой матери, как я уже говорил, была Марина Загурская. Вместе с мужем Ежи она, имея троих собственных детей, прятала евреев. Через квартиру Загурских на Жолибоже их прошло множество. Для меня это была неотъемлемая часть знания о повседневности оккупации.
Что это было возможно?
Чтó?
Помощь евреям.
Именно, это было чем-то само собой разумеющимся. Это во-первых, а во-вторых, мы говорим о Жолибоже, представлявшем собой специфический анклав левой интеллигенции, которая еще до войны в национальном отношении была смешанной, то есть в этой среде не обращали внимания на то, еврей ты или нет. Такую позицию формировала Польская социалистическая партия. Мои родители вовсе не делали попытки как-то завуалировать эту тему. Уберечь ребенка от неудобной правды, постараться скрыть что-либо. Возможно, поэтому мы об этом дома и не говорили? И не обсуждали с друзьями в Клубе искателей противоречий. В результате спустя много лет мне пришлось самому раскапывать правду.
91
Станислав Мантужевский (1928–2014) — польский режиссер, сценарист, актер, репортер, социолог. Соавтор социологического труда «Опасные улицы. У истоков хулиганства. Материалы и размышления» (1960).
92
Иоанна Токарская-Бакир (р. 1958) — польский антрополог, культуролог, литературовед и религиовед, автор ряда важнейших трудов о польско-еврейских отношениях. Речь идет о книге «Проклятые. Социальный портрет погрома в Кельце» (2018).