Главным ритуалом был совместный завтрак. Мать по утрам приходила в себя медленно, и пока она не выпьет два стакана крепкого чая, лучше было к ней не приставать, но потом все успокаивалось, и мы разговаривали обо всем на свете.
Помню одну историю, которая произошла за завтраком, по ней можно судить о мгновенной реакции и чувстве юмора моей матери. То есть это мне кажется, что я помню, на самом деле что-то — а может, и всю историю целиком — наверняка рассказала мне позже мама, но у меня сохранилось воспоминание о возмущении отца и его раздражении, свидетелем которому — один-единственный раз — я стал. Предыстория такова: мать происхо-дила из Варшавы, то есть из Царства Польского, а отец — из Кракова, то есть из Галиции[39], и время от времени они подшучивали друг над другом, обыгрывая стереотипы, связанные с той или иной частью разделенной Польши.
Однажды к нам в гости пришла краковская знакомая родителей, Боженка Загурская. Я попросил ее почитать мне книжку. «К сожалению, не могу, дорогой, — спокойно ответила Загурская, — я же не умею читать». Будучи ребенком послушным, я оставил ее в покое, но что-то явно не сходилось, и спустя несколько дней, за завтраком, я спросил родителей, как это может быть, что пани Боженка закончила университет — и не умеет читать. И тут мама с ходу выдала: «А она, мой дорогой, закончила Ягеллонский университет, там требования ниже».
Это был единственный раз, когда отец рассердился на мать — зачем она такие глупости ребенку говорит.
В ваших разговорах возникала тема Холокоста?
О войне у нас дома говорили очень часто. Но о Холокосте — что поразительно — никогда. Более того, эта тема отсутствовала не только в семейных беседах, но и в моих разговорах с друзьями, многие из которых были евреями.
Размышляя об этом сегодня, я не могу понять, как это было возможно: мы столько разговаривали, нас интересовало множество вещей, особенно связанных с политикой и историей, в сущности, нас интересовало все на свете… за исключением Холокоста. Наверное, это имеет какое-то психологическое объяснение, но факт остается фактом — мы считали, что есть более волнующие темы для беседы и это нас не касается.
Или же эта тема оказалась вытеснена.
Вытеснена, конечно, хотя, знаешь… никто не вычеркивал из семейной памяти историю первого маминого мужа и биографию папиных родственников. Я знал, что он скрывался на протяжении всей оккупации. Знал, что он еврей.
Как-то раз — а я, надо сказать, был ребенком «уличным» — я вернулся домой и начал что-то говорить против евреев. Тогда мама спокойно сказала: «Дорогой мой, евреи — такие же люди, как и все остальные; например, твой папа — еврей». Я принял это к сведению и через некоторое время во время завтрака подошел к сидевшему в кресле отцу, погладил его по голове и сказал: «Ах, папа-папочка, еврей ты мой».
Родители дар речи потеряли. Потому что, с одной стороны, ребенок, разумеется, должен знать, что евреи — такие же люди, как все остальные, но с другой, — смеясь, рассказывала мать много лет спустя, — на подобную реплику следовало бы ответить что-то вроде: «Дорогой, нельзя так разговаривать с папочкой».
Так что еврейские корни, пускай даже совершенно нескрываемые, были чем-то не слишком желанным. По желанию бабушки я был крещен, и отец точно не был против. Чему, учитывая военный опыт, удивляться не приходится — пускай у ребенка на всякий случай будут подходящие документы. Помню несколько разговоров, таких… проблесков воспоминаний, когда папа произносил фразу: «Помни, что ты и Шуманьский тоже».
То есть он подчеркивал, что по маме ты не еврей?
Именно. Да. Во всяком случае, я воспринимал это как своего рода дистанцирование по отношению к еврейским корням.
Или прививание себя к польским.
Именно.
Ты сказал, что был крещен. Вы ходили в костел?
Только с домработницей. На площади Спасителя. Это не было окружено тайной. Отец к религии относился как человек эпохи Просвещения. Считал, что это суеверие, но ставил рождественскую елку, и праздники мы отмечали.
И облатка в Сочельник была?
Конечно.
И яичко на Пасху?
С Пасхой, кажется, дело обстояло немного хуже, но бабушка пекла вкуснейший мазурек.
А что касается таинств?
Все ограничилось крестинами.
В школе, когда у других детей было первое причастие, — ты не переживал?
Первые годы я учился в школе Общества друзей детей на Мокотовской, там не было уроков Закона Божьего. Впрочем, и в школе, и во дворе я был задирой, и никто особенно мне не докучал.
39
Территория, в период разделов Польши относившаяся к Австро-Венгрии, в отличие от Царства Польского, входившего в состав Российской империи.