Эйра объяснила, что на данный момент тело ее отца находится на судмедэкспертизе в Умео и что его продержат там еще несколько дней, а то и недель.
– Я хочу только, чтобы все было по закону, – сказала Ингела Хайдер.
– Что вы знаете о случившемся?
– Мне позвонил какой-то полицейский и сказал, что мой отец мертв. Я читаю газеты. Еще какой-то полицейский пытался разыскать меня на работе, но я потеряла его номер телефона. А потом заглянула на домашнюю страницу сайта полиции, и мне показалось, что я узнала ваше имя. У вас случайно нет брата?
Недавно отстроенный под открытым небом ресторанчик еще пах скипидаром, возвышаясь над землей, словно залитая солнцем палуба корабля. Чуть поодаль находилась старая гидроэлектростанция, на которой, собственно, и производили дистилляцию.
Судя по персональным данным, Ингеле Берг Хайдер было сорок лет и она работала бильд-продюсером на Шведском телевидении. Замужем, имеет дочь двенадцати лет, проживает на Шведенборгсгатан в районе Сёдермальм. Эйра представила себе каменный дом, выстроенный на рубеже прошлых веков, престижный квартал рядом с площадью Мариаторгет. Подумала о входной двери и о прибитой к ней латунной табличке, на которой значатся две фамилии, «Берг» и «Хайдер», и ни намека на «Хагстрём».
– Когда вы в последний раз разговаривали со своим отцом?
– Я не виделась с ним уже много лет.
– Вы поддерживали связь со своим братом?
– А вы бы стали это делать, если бы это был ваш брат? – вопросом на вопрос ответила Ингела Берг Хайдер.
Эйра почувствовала, как на нее упало несколько капель дождя. Река потускнела, стала серебристо-серой. Эйра перебралась под крышу.
– Нам необходимо как можно больше узнать о том, как жил ваш отец в последнее время, – объяснила она. – Вы случайно не знаете кого-нибудь еще, кто находился с ним в близких отношениях?
– Нет.
– Может быть, друг детства или старый товарищ по работе…
– Понятия не имею. Я слиняла оттуда, когда мне было семнадцать лет, спустя три месяца после тех событий. С отцом и прежде было трудно ладить, но после случившегося он окончательно утратил контроль над собой. Выпивка, припадки ярости и прочее. Единственное, что меня всегда терзало, это то, что я сбежала и бросила там маму. Прошло два года, прежде чем ей удалось с ним развестись. Ее не стало только в прошлом году. Она умерла от рака, и я в какой-то мере даже рада, что она не застала всего этого.
Когда Эйра вернулась обратно за столик, ГГ уже покончил со своим лососем и теперь сидел, погрузившись в изучение списка, с бокалом виски в руке.
– Наверное, еще рановато для дегустации, что скажешь?
Эйра пересказала ему содержание разговора, который по сути ничего им не давал. Трудноуловимый неприятный осадок. Во многом из того, что говорила Ингела Берг Хайдер, угадывался агрессивный подтекст и в то же время что-то очень прохладное, словно все это ее не касалось.
– Хорошо бы хоть на время отдохнуть от вспыльчивых соседей, по крайней мере пока мы перевариваем еду, – сказал ГГ, когда они шагали к машине.
– Как насчет старого товарища по работе из Сандслона? – предложила Эйра.
– Вот бы еще его имя знать!
Список людей, которые могли хорошо знать Свена Хагстрёма, оказался совсем коротким. И на редкость неопределенным. Но поскольку ничего другого у них не было, приходилось иметь дело с тем, что есть.
Эйра разыскала в своем смартфоне запись разговора с Кьеллем Стринневиком и промотала ближе к концу, к тому месту, где она пыталась заставить его вспомнить что-нибудь еще – хоть кого-нибудь, кто знал Свена Хагстрёма. В общем, что угодно, пусть даже это было очень давно.
«…несколько лет назад его навещал один старый товарищ по работе с сортировки бревен, но Хагстрём ему не открыл. Тогда старик постучался ко мне, спросил, может, чего случилось. Вдруг Свен заболел. Ведь машина же на месте. Они хотели позвать его отметить чей-то юбилей, но Свен не ответил на приглашение.
Как же его звали-то, а? Он сказал, что живет в Сандслоне. Вот видите, такие вещи помню, а вот имя… Имен так много…
Вспомнил!
Рулле!»
Эйра задом выехала с парковки.
– Рулле из Сандслона, – проговорила она. – Да это ничем не хуже нормального адреса!
ГГ рассмеялся.
– Я уже говорил, что просто обожаю сельскую глубинку?
Сандслон был сонной идиллией, протянувшейся вдоль берега реки. Узкая пойма и небольшой мостик отделяли деревушку от острова, где находилась сортировочная установка. Во времена сплавки леса на сортировке бревен работали семьсот человек, и река кипела от бревен, которые проводили через сортировочный коридор, прежде чем отправить их дальше на лесопилку или бумажный комбинат. Когда-то в Сандслоне было три продуктовых магазина и команда по хоккею на траве, выступавшая в Высшей лиге страны, но все это осталось в прошлом.