― Хочу, ― глухо рыкнул тот и потёр ладонью глаза. ― Но уверен, что ты решил уморить меня жаждой и голодом.
― Это было бы глупо, поэтому ты зря уверен в этом.
Казуя сходил к столу за бокалом и бутылкой вина, но Хоаран помотал головой.
― Воды или молока.
― Вино прекрасное.
― Я тебе верю. Воды или молока.
― За ними надо посылать, а вино под рукой. ― Казуя наполнил бокал, вернулся к кровати и протянул Хоарану. Тот посмотрел на бокал, потом смерил Казую мрачным взглядом и твёрдо повторил:
― Или воды, или молока.
― Гм… Вино не отравлено. И вряд ли от одного бокала тебя развезёт, даже если ты…
― Нет у меня слабости к спиртному. Просто… ― Хоаран отвернулся и тихо договорил: ― Просто от спиртного мне будет плохо. Даже если чуть-чуть. И даже если вино самое замечательное на свете.
Казуя недоверчиво вскинул брови. Этот неисправимый упрямец… смутился? Очень на то похоже.
Он не выдержал и хмыкнул.
― Что?! ― тут же зарычал на него Хоаран.
― Ты… очарователен просто! ― Давно он так не смеялся ― свободно и действительно весело. Однако он впервые за всё это время увидел смущение рыжего ― и из-за такого пустяка. Кто бы мог подумать…
Казуя покопался в шкафчике с напитками в поисках чего-нибудь подходящего, выудил упаковку сока.
― Клубничный. Будешь?
― Если нет ничего другого, то сойдёт.
― Ты же любишь клубнику.
― Люблю. И что? Сок слишком сладкий.
― Ага, значит, тебе сладкое не нравится?
― Собираешься писать мемуары? Или это допрос? ― Хоаран бесцеремонно выхватил из рук Казуи коробку, скрутил крышку и принялся пить прямо так. И если он мог смутиться потому, что от спиртного ему плохо, то собственная нагота смущения у него точно не вызывала. Зато Казуе становилось плохо, когда он разглядывал Хоарана. То есть, хорошо, но слишком уж хорошо, потому что смотреть-то можно, но и только.
Хоаран небрежно смахнул тыльной стороной ладони капельки сока с губ.
― Ты мне ванну обещал. И, думаю, стоит вернуть меня в камеру.
― Ванная там, ― Казуя кивнул в нужном направлении. ― Про камеру можешь забыть ― возвращать тебя в камеру я не намерен. Тут поживёшь.
― Предпочитаю камеру.
― Мне наплевать.
― Мне ― тем более.
Они принялись сверлить друг друга упрямыми взглядами. Казуя вздохнул и налил себе ещё вина.
― Кто начальник тюрьмы?
― Ты, а что?
― А ничего. Иди в ванную. В камеру не вернёшься.
― Иначе что? На цепь посадишь? ― Хоаран выразительно упомянутой цепью позвенел. Засранец.
― Как вариант. Ещё у меня есть возбуждающие коктейли. Один укольчик в задницу ― и все проблемы решены.
― А что мешало сразу впороть укольчик?
― Ты меня и без укольчика устраиваешь.
― А ты меня ― нет. Без укольчика.
Скотина. Рыжая.
Казуя отставил бокал, подошёл к Хоарану, ухватил за цепь и просто стянул с кровати. Впихнул упрямца в ванную, пустил воду и затолкал недовольного мальчишку в выложенное плиткой углубление. Рыжий мерзавец сцапал его за рубашку на груди и от души дёрнул, заставив свалиться туда же ― под струи воды. В результате стихийно возникшей потасовки пострадали обе стороны, а также помещение в целом. Кажется, они даже умудрились погнуть металлический кран.
У Хоарана было преимущество в виде цепи, которым он воспользовался: накинул цепь на шею Казуи и уселся ему на спину, заодно цепь натянув так, что та больно впилась в горло.
― Хватит уже! ― рыкнул Казуя.
― Что мне мешает свернуть тебе шею и объявить себя начальником тюрьмы?
― Система безопасности? Как только в министерстве поймут, что меня нет в живых, они перестанут обслуживать эту станцию. Ты загнёшься тут от голода и без ресурсов. В теории на ресурсах тюрьмы можно какое-то время продержаться, но до конца жизни тебе точно их не хватит. Разве что ты гениальный изобретатель, шанс есть. Ты гениальный изобретатель, рыжий?
― А как же спасение прочих сотрудников?
― Очнись. Это тюрьма. Если тут что-то случится, министерству будет плевать и на сотрудников, и на иных заключённых.
― Хочешь сказать, если тут вдруг вспыхнет, например, эпидемия, то тюрьма просто перестанет существовать для министерства?
Казуя напрягся. Вопрос прозвучал неожиданно серьёзно.
― Это невозможно, потому что наши системы…
― Заткнись. Если в министерстве получат информацию, что в тюрьме бунт или вспыхнула эпидемия… Неважно, правда это или нет, что они сделают?
― Забудут о нашем существовании.
― Ты уверен?
― На все сто.
Давление цепи на горло стало слабее, а потом Хоаран и вовсе цепь убрал.
― Паршиво.
― Почему? ― Казуя наконец смог сесть и потереть горло.
― Неважно. Просто паршиво. Ну и да, убивать тебя нет смысла, можешь радоваться.
― Иначе прикончил бы?
― Нет. ― Хоаран смахнул со лба влажную прядь, звякнув цепью. ― Как ни странно, я не убийца.
― До майора дослужился за счёт красивых глаз?
― Если для тебя солдат и убийца ― одно и то же… тогда убийца, ― подытожил рыжий, не поскупившись на яд.
― Ага, а посадили тебя по ошибке? ― не преминул нанести ответный удар Казуя.
― За дело посадили. Технически.
― А практически?
― По ошибке, ― просиял улыбкой Хоаран.
― Кажется, я начинаю понимать твоё начальство.
― Тоже в тюрьму бы отправил?
― Нет, но воспитывал бы. ― Казуя с интересом проследил за путешествием прозрачной капли по груди рыжего. Зрелище завораживало.
― Сразу забудь ― ничего у тебя не выйдет. Что в той симпатичной баночке?
― Выйдет. Гель. Клубничный.
― Неа. Давай сюда.
― Упрямая скотина. ― Казуя вручил Хоарану банку с гелем.
― А не пойти бы тебе отсюда? Или ты тоже решил помыться?
― Учитывая, что одежда всё равно промокла, почему бы и нет. Заодно потру тебе спинку.
― Чёрта с два ― сам справлюсь.
― У тебя руки в цепях. И ноги. Не справишься.
― Справлюсь.
Спустя две минуты игры в “да и нет”, Казуя не выдержал и вымелся из ванной, оставив Хоарана в одиночестве. Честно говоря, не следовало забывать, что тот ― “восемьдесят первый”, один из заключённых, оказавшийся в тюрьме за убийство, но забыть очень хотелось. Никогда раньше Казуя не чувствовал себя настолько свободным и… живым. По-настоящему живым, а не иллюзорно. Рыжий умел каким-то непостижимым образом не просто из себя выводить кого угодно, а ещё и вызывал целый букет эмоций. Казуя привык к размеренной жизни в тюрьме, к определённым границам ― и его это устраивало. Раньше. Быть может, раньше ему и требовались только покой и иллюзия жизни, но не сейчас, потому что с появлением Хоарана всё изменилось. Если Казуя жить пытался, то Хоаран именно жил и заставлял жить других ― всех вокруг.
И вылез он из ванной через час. Казуя с неудовольствием осмотрел полотенце, в которое этот умник завернулся, но ничего не сказал.
Погремев цепями, Хоаран забрался на кровать и бросил сердитый взгляд на Казую из-под влажных прядей, спадавших на лицо.
― Так что с моим возвращением в камеру?
― Я сказал уже, что про камеру ты можешь забыть. Останешься пока здесь.
― Здесь? Не будь идиотом. Куда я денусь? Вокруг космос, а корабля у меня нет. Я предпочитаю камеру и отсутствие цепей.
― Ты останешься здесь, ― решительно подвёл черту Казуя. ― В цепях. Они великолепно на тебе смотрятся.
― Я просто заключённый, а не объект для удовлетворения твоих эстетических потребностей.
― Я сниму цепи. При условии, ― тонко улыбнулся Казуя и кончиком пальца почесал серповидный шрам под левым глазом.
― Проси ― и воздастся тебе. Только не проси невозможного, ― облокотившись о колено, рассеянно пробормотал Хоаран.
― Я старше тебя и предпочёл бы обращение на “вы” от тебя. А ещё лучше ― традиционное обращение, которое в Корее…
― Обойдёшься, ― тут же отозвался Хоаран и довольно улыбнулся.