И даже в тот миг, когда Хоаран вдруг почти выскользнул из Казуи, а потом с силой толкнулся внутрь, вместо боли нахлынуло желанное обещание приближающегося наслаждения. Тихий стон затерялся меж их губ, чтобы потом повториться чётче и громче. Остро-солёный вкус и запах, быстрые золотистые проблески из-под тёмных ресниц, требовательные короткие поцелуи и непослушные рыжие пряди, в которых блуждали пальцы, невольная дрожь и внутренний неудержимый трепет ― всё смешалось воедино, закружилось, словно в водовороте, изредка перемежаясь паузами, заполненными тяжёлым дыханием или томительной тишиной, когда очередной короткий поцелуй сменялся долгим, похожим на затяжной прыжок с парашютом в бездонную пропасть. Думать было не о чем, да и не получалось вовсе, оставались только чувства, раскрашенные наслаждением в разные цвета. Казуя даже не замечал, как Хоаран постоянно отталкивал его руку, то и дело тянувшуюся помочь изнывавшему от возбуждения телу достичь освобождения.
И только когда точки стали такими быстрыми и резкими, что простыни под Казуей смялись, а сам он подрагивал всем телом им в такт, Хоаран скользнул горячей ладонью по коже и уверенно обхватил его плоть пальцами. Казуя коротко и тихо стонал, кусая губы и прикрывая глаза на миг, когда шею и грудь обжигали капли пота, падавшие сверху.
Хоаран словно оцепенел на пару жалких секунд, стремительным движением ворвавшись в его тело глубже, чем прежде, запрокинул голову, а мышцы под светлой кожей проступили ярко и выразительно. Ещё несколько движений внутри и снаружи, и оцепенел уже Казуя, чтобы почти сразу забиться всем телом, сжимая в себе Хоарана, чувствуя уютное тепло, разливавшееся от живота во всех направлениях, мягко окутывавшее негой. И сверху на него навалилась приятная тяжесть, рыжие пряди защекотали скулу, а ухо опалило всё ещё неровное дыхание. Влага на животе Казуи смешалась с потом их обоих, и шёлк под Казуей тоже увлажнился. Запахи двух разгорячённых тел переплелись, превратившись в терпкий густой аромат ― он выдал бы любому случайному гостю истину о том, что здесь только что произошло. К счастью, гостей не предвиделось.
Казуя осторожно тронул ладонью длинноватые пряди, погладил, запустил в них пальцы, потом нащупал металлический ошейник на шее и невольно отдёрнул руку. К чёрту ошейник, надо всё-таки его снять. Казуя снял бы его сию секунду, просто сейчас задача отыскать ключ казалась непосильной.
Хоаран приподнялся немного, и Казуя невольно тронул губами его подбородок. Хотел поцеловать, но…
Он отстранился, отодвинулся и вытянулся рядом на простынях. Пальцами провёл по ошейнику, повернул, чтобы цепь не мешала, и прикрыл глаза.
― Ты солгал, ― всё ещё задыхаясь, пробормотал Казуя.
― В чём?
― В том, что в этом не силён.
― Правду сказал. Ради удовольствия таким заниматься не доводилось. То есть… доводилось, но не с… А, ладно, ты понял. ― После секса его голос звучал… особенно. Глубже, чем обычно. Чуть хрипло, волнующе. От каждого слова под кожей начинали танцевать будто бы невидимые искорки, будоражащие фантазию и желания.
― Ну и? Не так всё страшно? ― немного придя в себя, уточнил Казуя.
― Может быть. Не знаю. ― Хоаран потёр ладонью глаза. ― Не так. И ты хочешь от меня этого? Всё ещё?
― Хочу. Ключ в кармане брюк. Где-то на полу с твоей стороны. Оба ключа.
Хоаран сдвинулся к краю кровати, пошарил на полу и потом сел. Звякнул металл, и цепь, сковывавшая ноги, упала на ковёр. Затем он повозился с ошейником, снял и небрежно отправил тоже на пол. С нескрываемым наслаждением он потянулся, позволив Казуе полюбоваться на сильную и гибкую спину, расчерченную шрамами, после вновь улёгся на кровати и закинул руки за голову. От наручников остались следы, правда, они уже подсохли и покрылись тёмной корочкой.
― В сон клонит?
― Ага. Странно, вроде не устал…
― Пост-эффект. Это нормально.
― После той дряни? Ещё раз подсунешь, просто сверну шею, ― тихо пообещал Хоаран, ногой придвинул одеяло и укрылся. Через минуту он уже спал ― как выключили.
Казуя повернулся на правый бок и устремил взгляд на него, изучая черты его лица. Спокойный, тихий, но в каждой линии явный оттенок упрямства и превосходства. А если проснётся, то упрямство и превосходство нагло вылезут на первый план.
Казуя кончиками пальцев поворошил ещё влажные от пота яркие волосы и закусил губу. Наверное, если бы Хоаран не оправдал его ожиданий, ему было бы проще. В сто раз проще. Но Хоаран не просто оправдал ожидания ― он их превзошёл, создав тем самым уйму сложностей.
И что теперь с ним делать?
Мысли упорно не шли в голову и тонули в отзвуках недавнего огня. И стоило лишь на миг смежить веки, как воображение начинало вытворять странные вещи. Казуя не погрешил против истины, когда счёл Хоарана воплощением мечты. Собственной мечты. Быть может, тот далеко не идеален, но именно для него ― идеален. Не ищет удовольствий, неприхотлив, мало смыслит в романтике, зато полон огня, надёжен и внимателен. Причём на эту внимательность Казуя даже не рассчитывал. С чего бы? А поди ж ты…
Он немного придвинулся к Хоарану, помедлил, но всё же мягко привлёк к себе, забравшись под одеяло. Обнял, позволив пристроить голову на своём плече. Поверх смуглой кожи рассыпались яркие волосы. Хоаран тихо вздохнул, покрутился, прижался щекой к груди и продолжил смотреть свои сны, если они ему снились. Горячий, как грелка.
Казуя невольно потянул носом воздух и учуял призрачный клубничный аромат. Рыжий любит молоко и клубнику, конечно, но надо бы потом его накормить нормально всё-таки. Аппетит у него как у волка.
========== 09 ==========
Даже во сне он не избавился… Были мысли о том, чтобы стереть, прогнать, забыть и освободиться от наваждения, которому вроде как не время и не место, да и поздно слишком для всего. Ну или для него ― всё поздно.
Этот яркий мальчик… мог бы быть его сыном.
Нет, Казуя не собирался сожалеть и угрызаться, думать о правильном и неправильном. Он просто знал, чего хотел бы сегодня и завтра, хотел вчера и хотел в прошлом. Прежде он не хотел ничего кроме ненависти, превратившейся в смысл его жизни. Он не помнил имени той женщины, что случайно оставила слабый след в его прошлом, он почти забыл имя своего случайного сына…
Хотя немного он всё же интересовался этим ребёнком, узнавал что-то окольными путями, а после встретил на похоронах, но получил лишь ненависть, так похожую на ненависть собственную.
Забавно, когда ненависть его погасла и исчезла, она будто по наследству перешла к его ребёнку. Замкнутый круг какой-то.
Вообще вся его история, если взглянуть на неё сейчас, смешна и нелепа. Подумаешь, рано мать потерял! Сколько таких же детей в этом мире? Навалом. У отца были собственные идеалы, и этим идеалам Казуя не соответствовал. «Или умри, или докажи свою силу». Наверное, из природного упрямства он сделал сразу и то, и другое: умер и доказал свою силу, в конце концов спровадив отца на тот свет. И ведь напутствовал теми же словами: «Или умри, или докажи свою силу». Отец умер, вместе с ним умерла ненависть, и у Казуи не осталось ничего ― только пустота. И жить ему стало незачем, ведь даже той женщины не осталось, а сын ненавидел его так же, как он сам прежде ― своего отца.
Удобное назначение, далёкая тюрьма в космическом холоде, решётки и изгои, потраченное в пустую время на бесполезные утехи и развлечения. И тут ― как в сказке ― ходячая мечта в виде ещё одного заключённого. Преступник, совершивший убийство впервые, но получивший за это удивительно большой срок. Живая мечта, слова которой и поступки сбивали с толку, очаровывали тем пламенем, что даже в грёзах казалось бесконечно далёким и незаслуженным.