Казуя выбрался из-за стола и остановился на минуту перед новичком в чёрном военном комбинезоне, затем обошёл вокруг раз, другой… Двадцать три, почти мальчишка с его точки зрения, высокий, даже чуть выше самого Казуи, гибкий и изящный, хотя в ширине плеч он не уступил бы ни Казуе, ни Брайану. Яркие рыжие пряди закрывали шею, а ведь по уставу положено стричь волосы значительно короче, и они казались ещё ярче из-за тёмного комбинезона. Кожа светлая с необычным лёгким золотистым загаром.
Казуя чуть замедлил шаги и без стеснения окинул новичка оценивающим взглядом со спины: длинные сильные ноги, узкие бёдра, крепкая широкая спина, скованные наручниками запястья, проворные пальцы человека, привыкшего копаться в двигателях и прочей технике… Он остановился слева от заключённого и хотел оценить его профиль, но не успел. Майор спокойно повернул голову и смерил его прямым открытым взглядом ― таким же оценивающим взглядом. Уверенность в резких чертах, спокойствие и безмятежность. И намёк на ехидную улыбку на губах. Под ровными тёмными линиями бровей плясали задорные золотистые искорки в глубине светло-карих глаз. Слева на высокой скуле ― пара бледных шрамиков. После Казуя заметил шрам почётче ― тот пересекал правую бровь.
Красивый? Нет, не то… Этот мальчишка выглядел нелепо и неуместно в таком месте как тюрьма. Светлый и чистый, безупречный. Он тут явно лишний. Поначалу подумалось, что это преступление ― испачкать его тюремными порядками, а потом ― такого чёрта с два испачкаешь. Гордая посадка головы, странная уверенность, которую почти не отличить от самоуверенности, насмешливость в каждой чёрточке, непреклонность во взгляде, свободолюбие и чувство собственного достоинства… Он словно всем видом говорил: “Мне наплевать, как низко придётся падать, я смогу подняться ещё выше, чем прежде”.
― Добро пожаловать в тюрьму Зэт, ― Казуя сверился с досье, ― Кан Ёнхо. Или лучше Хоаран, рыжий?
В досье прозвище шло первым.
― Лучше, ― подтвердил заключённый. Казуя на миг выпал из реальности, когда услышал его голос. Как бархат, под которым прятались стальные когти. Низкий, глуховатый, но полный красок из-за иронии и богатых эмоциональных оттенков. Этот рыжий как будто играл своим голосом и заставлял его каждый миг звучать по-новому. Эффект потрясающий.
― Не лучше, увы, ― осадил Казуя новичка и прихватил со стола инъектор с маркером. ― Номер восемьдесят один. Советую запомнить и реагировать на него вовремя. Будет немного больно.
Свежеиспечённый «восемьдесят первый» слегка пожал плечами, но намёк на улыбку продолжил играть у него на губах.
Казуя обошёл заключённого, левой рукой немного сдвинул ворот комбинезона, смахнул в сторону длинноватые рыжие пряди и тронул золотистую кожу. Погорячился, пожалуй. Подушечки пальцев тут же легонько стало покалывать, словно в них тыкали тончайшими микроскопическими иголками. Казуя сделал глубокий вдох, дабы отогнать странные ощущения, затем прижал к шее рыжего инъектор и решительно нажал на кнопку активации. С тихим щелчком аппарат сработал и ввёл под кожу маркер.
Казуя медленно убрал инъектор и отметил крошечную алую каплю, проступившую на месте укола. Хотелось слизнуть её языком, и не просто слизнуть, а ещё и залечить ранку поцелуем. Должно быть, такую золотистую кожу приятно трогать губами, правда, вид и поведение рыжего к этому не располагали ― он по-прежнему казался слишком чистым и чужим для этого места.
― И чего ты ждёшь от пребывания в тюрьме?
― Ничего. Всего лишь намерен провести здесь двенадцать лет.
Фьюри увёл восемьдесят первого, чтобы показать ему камеру, выдать тюремную форму, проводить в душ и по пути объяснить местные правила.
Казуя немедленно перебрался в малый кабинет и переключился на маркер восемьдесят первого номера. Любопытно было взглянуть на его первые часы в тюрьме.
Рыжий измерил камеру шагами, получил форму, избавился от наручников и отправился в душ, где скинул комбинезон и отдал капитану, как и простую металлическую цепочку с шеи. Никаких иных вещей у него при себе не оказалось.
Казуя задумчиво разглядывал обнажённого новичка. Увиденное ему нравилось. Под золотистой кожей проступали длинные гибкие мышцы, а на ногах и руках эти мышцы казались стальными. Правда, кожу то тут, то там пятнали следы от огнестрельных и резаных ранений, ожогов, но они почему-то не бросались в глаза, хотя должны бы.
В душе восемьдесят первый застал уже знакомую картину ― знакомую для Казуи. Пятьдесят третий с азартом вколачивался в шестьдесят седьмого, которого держала парочка других заключённых. На эту возню рыжий внимания не обратил и шагнул под горячие струи.
― Эй, зелёный, хочешь сбросить напряжение? ― окликнули его.
― На кой ему? ― недовольно поинтересовался кто-то в углу. ― Небось, недавно с девкой кувыркался.
― А он красавчик… ― Один из первой смены потянулся рукой к пояснице восемьдесят первого. В следующую секунду потянувшийся валялся на полу и выл, ухватившись за предплечье. Казуя намётанным взглядом определил, что ― в лучшем случае ― у несчастного сломано запястье.
Рыжий невозмутимо ополоснул руки и отправился в раздевалку. Охрана набежала как раз тогда, когда он надел серые форменные брюки. В воздухе замелькали длинные ноги с узкими ступнями, и солдаты полетели во все стороны, как кегли. Потом грохнули три выстрела ― один за другим. Фьюри пальнул из пистолета, заряженного резиновыми пулями. Рыжий свалился на пол от болевого шока, а может, потерял сознание. Его тут же подхватили и поволокли в карцер.
Да уж, Казуя не зря предчувствовал, что карцеру долго скучать не придётся.
― Господин Мишима, восемьдесят первый покалечил одного из заключённых и оказал нам сопротивление. Как его наказать? ― Брайан, как обычно, доложил обо всём.
― Пусть три дня посидит в карцере и подумает об этом. Просто посидит, ― уточнил Казуя. ― Не трогайте его, но не давайте спать.
Он переключил камеру через полтора часа и полюбовался на восемьдесят первого в карцере. Этот умник спокойно отжимался в слепящем ярком свете и под аккомпанемент резких звуков.
Карцер был сконструирован таким образом, чтобы в нём наказанные не могли стоять в полный рост и не могли лежать, свободно вытянувшись. Заключённый опирался на ладони и колени и размеренно отжимался. Находчиво, но надолго ли его хватит?
Казуя устал раньше, чем рыжий исчерпал весь комплекс своих разминочных упражнений. Когда же он вновь переключил камеру, восемьдесят первый спал. Улёгся на полу, закинул руки за голову, а длинные ноги ― на стену и спал себе, наплевав на освещение и шумы.
― Капитан, у вас там восемьдесят первый спит. Разбудите.
Фьюри вышел на связь через пятнадцать минут.
― Сломал ногу сержанту. Что с ним делать?
Казуя задумчиво хмыкнул, опять переключил камеру и уставился на спящего восемьдесят первого. Все следы после стычки с охранниками ― разбитая губа.
― В блок С тащите, подвесьте на цепи и поучите резиновыми дубинками. Только без усердия ― именно поучите.
― Да, господин Мишима.
Казуя проследил, как восемьдесят первого вытащили из карцера, нацепили наручники и отволокли в блок С, представлявший собой просторное помещение с мягкими стенами. Наручники с рыжего сняли, зато защелкнули на запястьях браслеты от цепей. Пострадавший сержант с ногой в фиксаторе покрутил ручку у двери, намотав цепи на барабан. Через минуту ступни заключённого висели над полом. Мышцы на руках и плечах напряглись, проступив под золотистой кожей предельно отчётливо.
Восемьдесят первый запрокинул голову, оценил конструкцию под потолком и с едва заметной улыбкой что-то сказал негромко. Этого хватило, чтобы все присутствующие накинулись на него с дубинками. Удары друг за другом посыпались на спину, бока, живот, кто-то даже добавил кулаком в челюсть.