– Если это действительно необходимо, – сказал Проспер, – если вы этого хотите…
– Да, я этого хочу. Идем, черт возьми! Ну, живее переодевайтесь! Уже поздно, и хочется есть. Мы позавтракаем по дороге.
Едва кассир вошел в спальню, как раздался новый звонок.
Вердюре пошел отпирать. Это был швейцар, принесший объемистый пакет.
– Письмо к господину Бертоми! – сказал он.
Это было совсем особенное письмо. Адрес был написан не от руки, а составлен из печатных букв, тщательно вырезанных из книги или из газеты и наклеенных на конверт.
– Вот так письмо! – воскликнул Вердюре. И, обратившись к швейцару, он сказал: – Подождите здесь, через минуту я выйду.
Он оставил швейцара в столовой, вошел в гостиную и затворил за собою дверь. Здесь он нашел Проспера, который, услыхав звонок и чужой голос, шел было узнать, кто это пришел.
– Посмотрите-ка, что вам принесли! – сказал Вердюре и без церемоний разорвал пакет.
Оттуда посыпались банковые билеты. Он сосчитал их. Оказалось десять. Проспер побагровел.
– Что это должно означать? – спросил он.
– А вот узнаем! – отвечал Вердюре. – Кстати, вот и записка!
Записка, как и адрес, тоже была составлена из печатных букв, вырезанных из книги и наклеенных на бумагу.
Она была коротка, но выразительна:
«Дорогой Проспер, друг, которого ужасает ваше положение, посылает вам эту помощь. Это от всего сердца. Уезжайте, бросьте Францию, вы еще молоды, будущее еще перед вами. Уезжайте, и пусть эти деньги послужат вам на счастье».
– Весь мир сговорился против меня! – воскликнул Проспер. – Все хотят, чтобы я уехал!
Вердюре самодовольно улыбнулся.
– Наконец-то! – сказал он. – Открыли глаза, начинаете понимать! Да, мой друг, на свете есть люди, которые вас ненавидят за причиненное вам зло; есть люди, для которых ваше присутствие в Париже будет служить постоянной угрозой и которые желают откупиться от вас деньгами.
– Но кто эти люди? Скажите мне! Объясните, кто прислал мне эти деньги?
Вердюре печально покачал головой.
– Если бы только их знать! – ответил он. – Тогда бы я считал свою миссию исполненной, так как знал бы, кто совершил ту кражу, которую приписывают вам. Но мы еще поищем! Начнем со швейцара!
И он отворил дверь и крикнул:
– Подите-ка сюда, любезный!
Швейцар подошел.
– Кто вам передал этот пакет? – спросил его Вердюре.
– Комиссионер. Он сказал мне, что доставка уже оплачена.
– Он вам известен?
– Даже очень хорошо. Он стоит всегда у винного погреба на углу улицы Цигаль.
– Позовите его ко мне.
Швейцар вышел, а Вердюре достал из кармана памятную книжку, разложил перед собою банковые билеты и, глядя то на них, то в книжку, старался сличить номера с написанными в книжке.
– Эти билеты присланы вам не вором, – сказал он решительно.
– Вы думаете?
– Я в этом уверен. У меня выписаны все номера украденных билетов.
– Как! Их не было даже у меня!
– Зато они были в банке. И это к счастью. Ну-с, посылка эта исходит не от вора. Очевидно, эти деньги посылает вам то другое лицо, которое находилось у кассы в момент кражи, которое не могло помешать и страдает теперь угрызениями совести. Вероятность присутствия при краже двоих лиц, подтверждаемая царапиной, теперь становится очевидной. Ergo – я прав.
Кассир из всех сил старался понять эти слова, боясь перебивать Вердюре.
– Поищем теперь, – продолжал высокий господин, – поищем теперь, кто это второе лицо, находившееся при краже.
И он взял письмо, медленно прочитал его три или четыре раза, изучая построение фраз и каждое слово.
– Да, это несомненно, – проговорил он. – Это письмо составлено женщиной. Мужчина, оказывая приятелю денежную услугу, никогда не написал бы «помощь». Это обидно для получателя. Мужчина в этом случае употребил бы слово «взаймы», «безделицу», или попросту – «эти деньги», но никогда не «помощь». Только одна женщина, которой непонятны глупые мужские условности, может выражаться так прямо. А фраза «Это от всего сердца» – уже совсем бабья.
– Вы ошибаетесь, – обратился к нему Проспер. – В этом деле не может быть замешана никакая женщина.
Вердюре не обратил на его слова внимания.
– Посмотрим теперь, – продолжал он, – откуда вырезаны все эти буквы.
Он подошел к окну и с вниманием ученого стал рассматривать наклеенные слова.
– Эти буквы не из газеты, – сказал он, – не из романа и даже не из прейскуранта. Они такие характерные, что, кажется, я их где-то видел!
Он остановился, полуоткрыл рот, стараясь припомнить, а затем вдруг ударил себя по лбу.