Стемнело. Кабачок стал наполняться посетителями. Взобравшись на табуретки, половые зажгли газовые рожки.
– Пора тебе уходить, – обратился Вердюре к Жозефу. – Хозяин может хватиться тебя, да к тому же и мне некогда: надо поговорить еще с другим. Итак, до завтра!
Этим другим был Кавальон. Он был взволнован и дрожал так, как никогда. Беспокойно оглядываясь по сторонам, он чувствовал себя жуликом, который попал в сети, расставленные тайной полицией. Он не подсел к столику Вердюре, а украдкой подал руку Просперу и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, рискнул передать что-то Вердюре.
– Только это она и нашла в шкафу, – сказал он.
Это был молитвенник в роскошном переплете. Вердюре стал его быстро перелистывать и скоро отыскал те страницы, из которых были вырезаны буквы, приклеенные ко вчерашнему письму, полученному Проспером.
– Вот материальное доказательство, – обратился Вердюре к Просперу. – Только оно одно и может вас спасти.
Увидав молитвенник, Проспер побледнел. Он узнал его. Эту книжку он сам подарил Мадлене в обмен на ее амулет. Этого мало: на первой странице ее было написано рукою Мадлены: «На память о 17 января 1866 г.».
– Эта книжка Мадлены! – воскликнул он. Вердюре не отвечал.
В это время в кабачок входил молодой человек, одетый так, как одеваются обыкновенно сидельцы в винных погребках, и Вердюре поднялся к нему навстречу. Едва только глаза его пробежали по той записке, которую вручил ему этот молодой человек, как в сильном возбуждении он тотчас же вернулся к своему столу.
– Они от нас не уйдут! – воскликнул он.
И, бросив на стол пятифранковую монету и не сказав ни слова на прощание Кавальону, он потащил за собою Проспера.
– Какая случайность! – сказал он ему, когда они бежали уже по тротуару. – Как бы нам их не упустить! На поезд уже опоздали!
– Но для чего это надо? – спросил его Проспер.
– Идите, идите, поговорим после, по дороге!
Добежав до площади Пале-Рояль, Вердюре выбрал из всех биржевых извозчиков того, у которого были самые лучшие лошади, и спросил его:
– Сколько ты возьмешь до Везине?
– Я не знаю туда дороги… – отвечал извозчик.
При слове «Везине» Проспер понял все.
– Я укажу тебе дорогу… – сказал он.
– В такую погоду да в этакое время… Что ж? Двадцать пять франков!
– А если хорошо поедешь?
– Сколько пожалуете, добрый господин… Что ж? Тридцать пять франков…
– Я дам тебе сто, если ты догонишь карету, которая поехала туда же за полчаса перед нами.
– Ах, чтоб ей пусто было! – воскликнул, просияв, извозчик. – Да влезайте же скорее! Пропала одна минута зря!
И, нахлестав своих лошадей, он пустил их во весь дух по улице Валуа.
Глава Х
Извозчик заработал свои сто франков. Лошади его еле держались на ногах, но зато Проспер и Вердюре увидали-таки перед собою слабый свет от фонарей такой же точно кареты, как и их, скакавшей во весь дух по направлению к Везине.
Не доезжая с полверсты до этого села, Вердюре остановил извозчика, вышел из кареты и протянул ему стофранковый билет.
– Вот тебе обещанное! – сказал он ему. – Отправляйся в первый попавшийся трактир, по правой руке, как войдешь в деревню. Если в час ночи мы не придем к тебе, то ты можешь возвращаться обратно.
Извозчик рассыпался в благодарностях, но ни Проспер, ни Вердюре его не слыхали. Они бросились бежать по дороге.
Погода стала еще хуже, чем была, когда они договаривались с извозчиком. Дождь лил ручьями, и сильный ветер неистово дул в ветвях деревьев, которые как-то похоронно гудели. Темнота была непроницаемая, и только вдалеке, на станции железной дороги, мерцали огни, которые чуть не гасли от порывов ветра.
Они бежали с пять минут, усталые, залепленные грязью, то и дело попадая в лужи. Наконец кассир остановился.
– Вот здесь… – сказал он. – Это дом Рауля.
У железной решетки дома-особняка стояла та самая карета, которую видели перед собою Вердюре и его спутник.
Сгорбившись на козлах и укутавшись от ветра и дождя в свой капюшон, извозчик дремал в ожидании тех, кого привез.
Вердюре подошел к карете и дернул его за капюшон.
– Послушай-ка! Любезный!
Спросонья извозчик потянул за вожжи и забормотал:
– Пожалуйте, сударь, пожалуйте!
Но, увидав при свете своих фонарей таких грязных людей, он испугался за свой кошелек и даже за свою жизнь и в страхе замахал своим бичом.
– Я занят… – заговорил он. – Я занят.
– Да я знаю это, болван! – крикнул на него Вердюре. – Я хочу предложить тебе сто су за то, чтобы ты сообщил мне, не даму ли ты сюда привез?