Выбрать главу

В три часа дня осенью 2011 года, когда деревья уже начали терять свое убранство и улицы были покрыты легкой сухой листвой, Эвелин Ортега позвонила в дверь углового четырехэтажного дома с увечными статуями греческих героев в саду. Там ей предстояло жить и работать в последующие годы со спокойной душой и поддельными документами.

ЛУСИЯ И РИЧАРД

К северу от Нью-Йорка

В хижине на берегу озера Ричард Боумастер сразу же уснул, боль в желудке отступила, но его сразила усталость от этого долгого воскресенья, уже не говоря о том, что его измотали мысли о только что открывшейся ему любви пополам с неуверенностью, которая его угнетала. Между тем Лусия и Эвелин разрезали полотенце на куски и вышли на улицу, чтобы стереть отпечатки пальцев с «лексуса». В интернете на своем телефоне Лусия вычитала, что их достаточно протереть тряпочкой, но все-таки настояла на том, чтобы сделать это со спиртом, для большей безопасности: отпечатки смогут идентифицировать, даже если машину утопить в озере. «Откуда ты знаешь?» — спросил Ричард, засыпая, и она ответила ему, как отвечала всегда: «Не спрашивай». В голубоватом свете снежного дня они протерли почти весь автомобиль, снаружи и в салоне, кроме внутренней части багажника. Потом вернулись в хижину, чтобы согреться чашкой кофе и поболтать, пока Ричард отдыхает. Оставалось еще три часа до того, как стемнеет.

Эвелин молчала со вчерашнего вечера, делая все, о чем ее просили, с отрешенным видом сомнамбулы. Лусия предположила, что она, должно быть, погрузилась в прошлое, перебирая трагические события своей короткой жизни. Она оставила попытки отвлечь девушку или как-то оживить, поскольку понимала, что ситуация была для Эвелин куда более серьезной, чем для нее и Ричарда. Девушка была смертельно напугана, опасность, нависшая над ней в лице Фрэнка Лероя, вызывала еще больший страх, чем арест или депортация, но была еще какая-то причина, о которой Лусия догадывалась с того момента, как они выехали из Бруклина.

— Ты рассказала нам, как погибли твои братья в Гватемале, Эвелин. Теперь вот Кэтрин умерла насильственной смертью. Думаю, это вызывает у тебя тяжелые воспоминания.

Девушка кивнула, не поднимая глаз от дымящейся чашки кофе.

— Моего брата тоже убили, — продолжала Лусия. — Его звали Энрике, и я его очень любила. Мы думаем, его задержали, но точно ничего не знаем. Мы не смогли его похоронить, потому что нам не передали его останки.

— Это… это… это точно, что он умер? — спросила Эвелин, заикаясь больше, чем всегда.

— Да, Эвелин. Я годы провела, исследуя судьбы без вести пропавших, таких как Энрике. Я книги об этом написала. Они умерли от пыток или были казнены, а их тела взрывали динамитом или бросали в море. Братские могилы были, но совсем немного.

С огромными трудностями, спотыкаясь на каждом слове, Эвелин удалось рассказать о том, что ее братья, Грегорио и Андрес, были, по крайней мере, похоронены должным образом, хотя на отпевании мало кто присутствовал из-за страха перед бандой. В доме бабушки они зажгли свечи и ароматные травы, пели, плакали, пили ром в память о них, похоронили вместе с ними кое-какие необходимые домашние вещицы, чтобы те были при них в другой жизни, и служили по ним мессу в течение девяти дней, как положено, потому что именно девять месяцев растет дитя в утробе матери, прежде чем родиться, и столько же дней нужно для того, чтобы возродиться к небесной жизни. Братья упокоились в освященной земле, бабушка каждое воскресенье приносит цветы на их могилы и оставляет угощение на День Всех Святых.

— У Кэтрин, как и у моего брата Энрике, такого никогда не будет, — прошептала Лусия, взволнованная рассказом.

— Неприкаянные души являются, чтобы пугать живых, — твердо сказала Эвелин, будучи в этом совершенно убежденной.

— Знаю. Они приходят к нам в снах. Тебе ведь являлась Кэтрин, правда?

— Да… Сегодня ночью.

— Я очень сожалею, что мы не можем попрощаться с Кэтрин согласно обычаям твоей деревни, но я обязательно закажу поминальную службу в течение девяти дней. Обещаю тебе, я это сделаю.