— Сеньора, пожалуйста… как можно знать, от чего этот ключ?
— А от чего же он может быть? И знаешь что еще, Эвелин? Мой муж хочет избавиться от меня и от Фрэнки… от собственного сына! Убить нас! Вот чего он хочет, и эта Браун с ним в сговоре, но я начеку. Я всегда буду его охранять, я всегда начеку, начеку…
Обессиленная, оглушенная алкоголем и лекарствами, держась за стены, Шерил позволила, чтобы Эвелин довела ее до комнаты. Там нянька помогла ей раздеться и уложила в постель. Девушка не представляла себе, что хозяйка в курсе отношений Лероя с Кэтрин. Она месяцами носила в себе эту тайну, словно злокачественную опухоль, не имея возможности вытащить ее на свет божий. Будучи как бы невидимой, она слушала, наблюдала и делала выводы. Она много раз заставала их, когда они шептались в коридоре или посылали друг другу сообщения из одного конца дома в другой. Она слышала, как они строили планы вместе провести отпуск, и видела, как они запирались в одной из пустующих комнат. Лерой появлялся в комнате Фрэнки, только когда Кэтрин делала с ним упражнения, и тогда они под каким-то предлогом отсылали Эвелин. Они не стеснялись ребенка, хотя знали, что он все понимает, словно хотели, чтобы Шерил узнала об их отношениях. Эвелин сказала Фрэнки, что это тайна их двоих и что никто не должен об этом знать. Она полагала, что Лерой влюблен в Кэтрин, ведь он всегда искал случая, чтобы побыть с ней рядом, и потом, в ее присутствии у него менялось выражение лица и интонации голоса, но по какой причине Кэтрин связалась с плохим человеком гораздо старше себя, у которого жена и больной ребенок, было недоступно ее пониманию, разве только та соблазнилась деньгами, которые вроде бы у него были.
По словам Шерил, ее мужу невозможно было противостоять, если он чего-то захотел; так он завоевал и ее саму. Уж если что взбрело в голову Лероя, ничто не могло его остановить. Они познакомились в элегантном баре отеля «Ритц», куда она пришла с друзьями развлечься, а он — чтобы заключить сделку. Шерил рассказала Эвелин, как они пару раз обменялись взглядами, оценивая друг друга на расстоянии, и этого было достаточно, чтобы Лерой подошел к ней с решительным видом и двумя бокалами мартини. «Начиная с этой минуты он не оставлял меня в покое. Я не могла сбежать, он удерживал меня, как паук в паутине опутывает муху. Я всегда знала, что он будет груб со мной, так было еще до свадьбы, но тогда это выглядело как игра. Я не думала, что чем дальше, тем будет все хуже и все чаще…» Несмотря на страх и ненависть, которую она испытывала, Шерил признавала, что муж может привлечь внимание своей внешностью, эксклюзивной одеждой, уверенностью в себе и загадочностью. Эвелин была не способна оценить подобные качества.
В тот субботний вечер она слушала бессвязные жалобы Шерил, когда запах из соседней комнаты указал, что Фрэнки нужно поменять памперсы. Обоняние у нее обострилось, так же как слух и интуиция. Шерил собиралась их купить, но в том состоянии, в котором она находилась, конечно, забыла. Эвелин рассчитала, что раз мальчик задремал, то сможет подождать, пока она съездит в аптеку. Она надела жилет, анорак, резиновые сапоги, перчатки и решила бросить вызов снегу, но обнаружила, что у фургона спустило колесо. «Фиат-500», принадлежавший Шерил, находился в автосервисе. Бесполезно было вызывать такси, неизвестно, когда оно придет в такую погоду, и будить сеньору тоже не выход, потому что она, считай, в коме. Эвелин уже хотела отказаться от памперсов и решить проблему с помощью полотенца, как вдруг увидела на тумбе в прихожей ключи от «лексуса», которые там всегда лежали. Это была машина Фрэнка Лероя, и Эвелин никогда ее не водила, но подумала, что это наверняка легче, чем управлять фургоном; поездка в аптеку туда и обратно займет меньше получаса, сеньора пребывает в раю, она не хватится ее, и проблема будет решена. Эвелин убедилась, что Фрэнки спокойно спит, поцеловала его в лоб и прошептала, что скоро вернется. Потом осторожно вывела машину из гаража.
ЛУСИЯ
После смерти матери в 2008 году Лусия Марас стала чувствовать странную незащищенность, совершенно необъяснимую, если учесть, что она не зависела от нее с тех пор, как отправилась в изгнание в возрасте девятнадцати лет. Если говорить об их отношениях, она всегда эмоционально оберегала мать, а в последние годы еще и добывала средства, поскольку из-за инфляции пенсия Лены уменьшилась. И вот, когда матери не стало, ощущение уязвимости сделалось таким же сильным, как печаль от потери. Отец исчез из их жизни очень рано, и потому мать и брат Энрике были ее почти полноценной семьей; лишившись обоих, Лусия поняла, что у нее на всем свете есть только Даниэла. Карлос жил в том же доме, но в вопросе чувств его как бы и не было. Лусия впервые ощутила груз прожитых лет. Не так давно она перешла за пятый десяток, но до того момента чувствовала себя на тридцать. Старость и смерть были для нее абстрактными материями, чем-то таким, что случается только с другими людьми.