63
Лейвюр, которого выписали из больницы, дал свое добро на предложение Эйглоу, чтобы почтить память Нанны.
Ласси постепенно восстанавливался и заявил о своей готовности дать показания против Рандвера, которого считали организатором контрабанды наркотиков. Молодой человек очень тяжело переживал смерть Даниэлы. Он подтвердил, что девушка намеревалась разоблачить человека, который подвергал ее насилию в период, когда ей было от семи до двенадцати лет, и рассказать о том, что когда она поделилась этим страшным секретом с бабушкой и дедушкой, те велели ей молчать. Брат дедушки даже предлагал ей деньги и наркотики в обмен на молчание. Но Данни молчать надоело, и тогда отчаявшийся Густаф пошел на крайние меры.
Для останков Нанны изготовили новый гроб, и вновь предали их земле. Пастор с готовностью согласился провести скромную церемонию, во время которой прочел подобающую случаю молитву. Вокруг последнего пристанища Нанны еще лежали комья свежевскопанной земли, когда несколько дней спустя Конрауд и Эйглоу снова пришли на кладбище, неся красивый крест из кованого железа, который решили поставить на могиле. Его заказала Эйглоу, уточнив, что в центре креста должна быть табличка с именем Нанны и датами ее рождения и смерти. Его прочно установили в землю, и теперь простой и безыскусный, но вместе с тем изящный крест венчал место вечного покоя девочки.
Экспертиза подтвердила, что Нанна подверглась грубому насилию и была беременна. Когда же были готовы результаты генетического исследования, выяснилось, что отцом ребёнка являлся Антон Й. Хейльман. Его сын Густаф утверждал, что ему ничего об этом не известно: он и не подозревал, что отец вершил насилие точно так же, как и он сам в отношении Данни.
Установить точную причину смерти девочки не представлялось возможным. У Конрауда имелись на этот счет свои подозрения, но исследование останков Нанны не дало ясного ответа, действительно ли она утонула в Тьёднине, или с ней расправился Хейльман, узнав о беременности. Никюлаус отнесся к расследованию халатно и не приложил ни малейших усилий, чтобы в этом разобраться. А поскольку Хейльман лично провел вскрытие, ему не составило труда скрыть следы своего преступления. Можно было даже предположить, что он все заранее спланировал, сотворив свое черное дело руками Лютера, который инсценировал утопление. Такая версия представлялась довольно правдоподобной. Если все было действительно так, то человек, силуэт которого молодой поэт разглядел на Соулейяргата в тот вечер много лет назад, вполне мог оказаться Лютером.
Царившая на кладбище тишина сопровождала Конрауда и Эйглоу всю дорогу, пока они возвращались в центр. Конрауд остановил машину поблизости от моста на Скотхусвегюр. Стояли сумерки, и северный ветер гнал рябь по воде. Дойдя до середины моста, они остановились лицом к парку Хлёумскаулагардюр и помолчали. Потом Эйглоу достала куклу, которая много лет хранилась у Лейвюра. Они с Конраудом посмотрели на нее в последний раз, Эйглоу легко коснулась губами кукольного лба и бросила игрушку в озеро. С пару секунд кукла колыхалась на водной зыби, а потом пошла на дно, как воспоминание о девочке, что нашла свою смерть в этом озере и теперь наконец наслаждалась покоем.