Вид из окна моих апартаментов открывался просто феерический. Солнце, посчитав свой долг на сегодня выполненным, медленно оседало в мерно дышащее море, ветерок заметно оживился, шаловливо играя занавеской, дышать стало значительно легче, и я окончательно воспрял. Когда в мою дверь постучался местный наследник, я уже был полностью готов поразить столичное общество Ганзури последней окменской модой.
У ступеней Малого дворца нас ожидал двухместный паланкин, но принц Шариф предложил мне пройтись, и я, ни секунды не медля, согласился.
– Но не опоздаем ли мы на прием?! – на всякий случай осведомился я.
– О, не беспокойтесь, принц Миркус, – улыбнулся мой коллега. – Без нас не начнут. Привыкайте, мы здесь, на юге, никуда не торопимся. К тому же я специально зашел за Вами чуть раньше, чтобы прогуляться до Большого дворца.
Мы неспешно пошли в сторону центрального замка. Вечерний воздух был напоен ароматами экзотических цветов и стрекотанием невидимых цикад, таинственные сумерки едва заметно сгущались над садом. Магические фонари рассеянными облачками освещали лишь небольшие конусы вокруг себя, добавляя сказочности окружающему пейзажу.
Тут я заметил, что мой спутник оценивающе поглядывает на меня, явно не решаясь о чем-то спросить.
– Не покажусь ли я слишком бесцеремонным, принц Миркус, если позволю себе личный вопрос?! – наконец, отважился он.
Я, улыбаясь, сделал приглашающий жест рукой.
– Как я понял из нашего утреннего разговора, связать себя узами брака Вы не торопитесь, – икоса наблюдая за мной, констатировал он. – Не оттого ли это, что Ваше сердце несвободно?!
Я слегка растерялся.
– Честно говоря, до сегодняшнего утра я и не подозревал: где оно находится, – смущенно пробормотал я, начиная понимать, что сам себя загнал в ловушку. – Но каково бы ни было стремление моего сердца, оно не должно препятствовать исполнению моего долга. И кто меня поймет, как не Вы. Мы же с Вами – заложники нашего статуса. И если у Вас еще есть выбор, у меня, как Вы знаете, его нет.
Почему мне вдруг стало так трудно дышать?! Влажный соленый воздух жег мои легкие. Я наконец-то осознал, что даже если я найду свою мечту и добьюсь взаимности, предложить мне ей решительно нечего. Роль любовницы будущего короля?! Аквариум взамен океана?! Я не могу даже отречься от престола ради своей любви, я единственный сын в семье, мой долг жениться на равной и продолжить славный род Ок’Мена. Перед глазами плясали разноцветные пятна, и я был вынужден опереться на ствол ближайшего дерева.
– Вам нехорошо, принц Миркус?! – забеспокоился мой спутник.
Я через силу улыбнулся.
– Душновато, – просипел я. – Не обращайте внимания.
Принц, явно повеселевший, поддержал меня под локоть.
– Я Вам помогу, – предложил он, подводя к ступеням Большого дворца. – Поверьте, в чертогах Повелителя Вам станет легче.
В его голосе был какой-то намек, и я вопросительно взглянул на него.
– Мне еще не приходилось играть за обе команды, – непонятно объяснил он, отпуская мою руку, и жестом приглашая внутрь.
Сказать по правде, я плохо помню торжественную часть приема, поскольку боль, бушевавшая в душе, туманила разум. Хорошо, что у меня имелся богатый опыт общения с маменькой. Часами выслушивая ее проповеди, я научился отключаться, краем сознания выхватывая ключевые фразы. Сейчас этот навык оказался как нельзя более кстати. Мой мозг судорожно искал выход из безнадежной ситуации, а тело ходило, садилось, улыбалось, даже говорило что-то.
Только спустя час я начал осознавать, что подаваемые кушанья имеют вкус, что зал богато украшен, и гостей собралось великое множество. Как я и полагал, на празднике присутствовали только мужчины. Во главе пирующих на высоких подушках восседал Повелитель Южного архипелага Умар эль-Ганзури, степенный уверенный в себе мужчина. Невзирая на окладистую бороду, я назвал бы его ровесником отца. По правую руку от него сидел наследник, рядом с которым усадили меня. Слева от Правителя расположились два его следующих сына, Мансур и Анвар. Хорошо, что я парень, был бы девчонкой, влюбился бы сразу, даже не знаю в кого их них, вот про таких и говорят «писаные красавцы».
Тут мысли опять вернулись к моему «мимолетному видению», и меня передернуло при мысли, что она могла оказаться здесь. Только взглянув на эти идеалы красоты, она бы никогда больше и не посмотрела в мою сторону. Не имея на это никакого права, я безумно ревновал ее. Разум мог сколько угодно рассуждать о долге, чести, обязательствах перед страной, но душа рвалась к ней, ломая прутья той клетки, которую я строил всю жизнь. Только теперь я понял, что, прячась за ленивым равнодушием и показным цинизмом, я пытался уберечь себя от тех самых мук, которые испытывал сейчас. Я боялся быть отвергнутым, униженным, лишним. Нарочитая самоуверенность пока спасала меня от падения в собственных глазах, но надолго ли ее хватит?!