Я пожал плечами.
– Честно говоря, я и не спрашивал. Но то, что они любят друг друга, я вижу всю свою жизнь. Это порой удивляет меня до невозможности. Они абсолютно разные, но огонь между ними горит до сих пор.
Принц кивнул.
– В контексте пожара и прочих бедствий, – он слегка откашлялся. – По закону на бракосочетании должна присутствовать вся королевская семья. Но на этот раз решено сделать исключение, – и видя мое недоумение, он пояснил. – Видишь ли, Владыки Морей легко читают мысли окружающих, а гарем Повелителя в полном составе яростно ненавидит и принцессу Луджин, и ее дочь. Трудно осуждать моего отца за то, что он абсолютно не готов стать четырежды вдовцом, к тому же лишиться своих старших дочерей. Единственная из них, кто будет присутствовать на церемонии, моя родная сестра, она в детстве опекала твою невесту, поэтому дружеские отношения между ними сохранились и после замужества Самины. Теперь ты в курсе, почему круг приглашенных будет довольно узок. Повелитель никоим образом не желает обидеть своего будущего зятя, – он изобразил легкий поклон. – Просто пытается сохранить остатки когда-то большого рода эль-Ганзури.
Я прижал руку к сердцу.
– Передай мудрейшему Умару, что я все понимаю.
Принц улыбнулся.
– Но камерность самой церемонии совсем не означает, что и праздник будет таким же, – рассмеялся он. – Только хочу предупредить, мужчины и женщины у нас веселятся по отдельности. И если торжество у Повелителя ты можешь себе представить, то чем будут заняты в это время мои сестры, я поведать тебе не могу. Сам не знаю.
Из моей груди вырвался тяжкий стон.
– Значит, даже после того, как Амира официально станет моей женой, я должен буду еще несколько часов пировать в компании малознакомых мужчин, созерцая прелести наложниц твоего отца?! Тебе не кажется, что это слишком суровое испытание?!
Шариф сочувственно похлопал меня по плечу.
– Что поделать, брат, традиции. Но думаю, отец проявит снисхождение и отпустит тебя пораньше.
За разговором мы и не заметили, как вернулись во дворец. В это вечер я не видел больше своей ненаглядной, хотя признаюсь, ожидал ее с нетерпением, то посматривая в распахнутое окно, то прислушиваясь к шагам в коридоре. Но, похоже, свадебная кутерьма увлекла мою Амиру в свой водоворот. Она так и не появилась. Как не появилась и на следующий день, передав через брата свои сожаления и уверения в том, что находится в исключительно дамском обществе, которое измывается над ней, как может, готовя к предстоящему замужеству.
В ответ на мое любопытство Шариф развел руками.
– Даже не спрашивай, – попросил он. – Сам увидишь. И не волнуйся, в костеле сестрица уже побывала, я сам сопровождал ее туда на рассвете.
Мне исключительно повезло, что принц согласился провести этот день со мной, иначе я сошел бы с ума от нетерпения и переживаний. Мы гуляли с ним по парку, и он рассказывал мне о жизни Малого Дворца. Тогда я и узнал, что незнакомых мне принцесс-близняшек зовут Ламис и Малика. И о том, что они, невзирая на строжайший запрет своей матери, с раннего детства тайком дружат с Амирой. И о том, что именно она показала брату скрытый проход в скале, через который убегала от издевательств старших сестер. И о том, как он тайком приносил сладости наказанной за шалости сестренке, когда ту запирали в комнате.
Я с интересом слушал его рассказы. Мне хотелось знать о ней все: что она ест на завтрак, какие любит цветы, какие книги читает. И мне чертовски повезло с источником информации. Иногда Шариф смущенно замолкал, явно размышляя о лояльности по отношению к сестре. Но, видимо, я сумел убедить наследника в своей любви к русалочке, поэтому узнал много нового и интересного.
Интуиция не подвела меня с самого начала. Моя ненаглядная оказалась именно такой, как я и думал. Доброй, отзывчивой, всегда готовой прийти на помощь, и это несмотря на ту откровенную неприязнь, которую выказывало ей большинство обитателей дворца. Кроме того, она проявила себя изрядной проказницей. Ее выходки были забавны, и хотя имели порой разрушительные последствия, никогда не несли в себе злого умысла. Виновница раскаивалась всегда так искренне и трогательно, что сердиться на нее долго было немыслимо.