Пожал Соне руку.
«Я надеюсь».
И вышел.
Звякнул телефон.
«Тов. Бауэр? – Говорит Сандаров. Я буду через полчаса. Приготовьте бумаги на подпись. И не забудьте ассигновки, – там вероятно накопилось много счетов».
Тумин заехал за Велярской на автомобиле.
«Почему закрытый?»
«Погода дождливая».
Выехали за город.
«Ваша пропаганда начинает действовать, Тумин. Я прочла сегодня обе газеты „Известия“ и „Правду“».
«Ну, и как?»
«Очень скушно».
Тумин бросился целовать ручки.
«Милая вы, очаровательная Нина Георгиевна».
«Ну это ничего не значит. Я твердо решила заниматься политикой и требую чтобы вы достали мне всякие книжки».
Тумин стремительно обнял ее. Целовал в голову, в глаза, в плечи. Велярская отбивалась.
«Вы с ума сошли. Я вам про политику, про коммунизм, а вы меня целуете. Вы буржуй. Вы меня развращаете».
Хохотали оба. Тумин был вне себя.
«Это замечательно. Это моя величайшая победа на коммунистическом фронте. Это трофей».
«Подождите, Тумин. Рано торжествовать».
«Это – не важно. Важно, что есть начало, что Нина Георгиевна Велярская сбита с позиции, что она заколебалась».
Велярская посмотрела ему в глаза.
«А вам это очень важно?»
«Ужасно важно. Важней всего».
Велярская прижалась к нему и поцеловала в щеку.
«Милый вы человек».
Тумин схватил ее за руку.
«Вас должно быть удивляет, при чем тут коммунизм. – Это очень трудно объяснить. – Но, поймите, мне невыносимо, когда коммунизм делается таким же делом, как торговать или служить в конторе. От 10 до 4 коммунист, а потом делай, что хочешь. Для меня коммунизм – все. Где его нет, там пусто».
«Я только не ясно понимаю, про что вы говорите, когда говорите коммунизм. Про политику, про рабочих, что ли?»
«Не только про политику, про рабочих, – про все. Нет ничего такого, где коммунизм был бы не причем. Коммунизм во всем».
«А книжки про все это есть?»
«В том то и дело, что книжек нет. Есть да не про все».
«Это печально».
«Не в том суть. Вам бы только войти во вкус. Вы сами книжки напишите».
«Вы обо мне очень высокого мнения».
«Очень. Я считаю, что вы замечательная женщина и если войдете в работу, то развернетесь во всю».
«Не спешите, Тумин. Вы как будто собираетесь меня уже в партию записывать».
«О нет! Это было бы чрезвычайно вредно и для вас и для партии».
Велярская хитро сощурилась.
«Пока что вы будете моей партией? Так?»
«Так точно».
Подъехали к дому.
«Когда же мы увидимся».
«Приходите в среду вечером ко мне. Муж уезжает в Питер. Я буду совершенно одна дома».
«Слушаюсь».
Велярская вошла в подъезд. Тумин подошел к автомобилю.
Шофер открыл дверцы.
«Нет, не надо. Поезжайте в гараж и скажите там, что прождали меня зря, что я никуда не ездил».
Шофер кивнул головой и покатил.
Соня пошла с Тарком в столовую обедать.
«Вы были правы, тов. Тарк. Дело принимает печальный оборот».
«Какое дело?»
«С Сандаровым».
«Сандаров погибший человек. После нашего с ним разговора у меня не осталось никаких сомнений».
«Плохо то, что спекулянты начинают его использовывать. Этот самый Стрепетов, о котором я вам говорила, проболтался мне в чистую, думая найти во мне сообщницу».
Тарк насторожился.
«Сообщницу в чем?»
«В одном грязном деле, на которое Сандаров дал уже согласие».
«А именно?»
«Выдать деньги под фиктивную сдачу работы».
Тарк развел руками.
«Приехали».
«Сандаров мне ничего об этом не говорил и разумеется я разговора не начну».
«Понятно. Пусть все идет своим чередом. А когда дело будет сделано, заявите в ЧК.»
«Как, в ЧК?»
«А как же иначе. – Вы обязаны это сделать. – Нельзя покрывать спекулянтов. А если Сандаров замешан, то что ж поделаешь. Все равно не этот раз, так в следующий, – но влипнет он непременно. И лучше чтобы он влип теперь, когда за ним еще мало грешков, чем потом, когда грехов накопится слишком много. Я понимаю, – вам это тяжело. Но лучше, если нельзя спасти падающего, его толкнуть. По крайней мере он сразу увидит, куда это ведет».
Соня встала.
«Я тоже так думаю. И кроме того у меня нет причин щадить Сандарова, а его спекулянтов тем менее».
Когда Соня ушла, к Тарку подошел секретарь ячейки.
«Вы знаете резолюцию М. К. на жалобу Сандарова?»
«Нет».
«Признать действия бюро ячейки и тов. Тарка вполне правильными».
Велярская сама открыла Тумину и провела к себе в комнату.
«Что это у вас за пакет?»
«Это книжки. Вы просили».