Выбрать главу

7 час. 32 мин.

Ежедневные двенадцать упражнений у раскрытого окна, и затем одевание с энергичной, но не торопливой точностью, так характерной для всех, даже самых мельчайших поступков ежедневной жизни. Его бритва бреет правую сторону лица в 33, левую – в 45 секунд, итого бритье – 78 сек. Время, которое он тратит на одевание, сократилось на 33⅓ процента с тех пор, как он стал носить «прощай старая фланель, это трико натягивается вмиг». Он застегивает защелкивающиеся усовершенствованные запонки и ровно в 7.39 – он у стола, за завтраком.

Всего семь минут на упражнения и одевание.

Вы можете сравниться с ним и даже побить рекорд, если Вы оторвете и заполните купон, прилагаемый в нижнем углу справа.

Несомненно Ч. Весли Браун обедает, ужинает, бывает на банкетах, но о его завтраке, и только о завтраке можно сказать, что каждая деталь тут осознана до конца.

Вот алюминиевый кофейник с кофе «хорош до последней капли» или с кофе «Постум». Подле патентованная электрическая вафельница. «Яблоко на день – доктор не надобен». «Флоридские апельсины – сплошные витамины». «Докторский хлеб – здоровье». «Эта ветчина – восхитительна». Два поджаренных яйца (золотистой корочкой кверху), виноград, цельный хлеб с молоком Сытых Коров. Вполне достаточно! Он глубоко затягивается папироской и отмечает свое полное удовлетворение жене, сидящей напротив.

Булочка по утрам – и человек здоров… Эта комната больше кухни, больше столовой, почти также велика, как гостиная. В ней целая система никкелевых кранов… Ситцевая занавеска закрывает окно. И вся комната – последнее слово гигиены, ослепительно-белая сверкающая фарфором и белыми кафлями. Сидеть и смотреть на все это пристально – создает ощущение приятного транса. Он полусознательно размышляет. Небесные улицы наверно вымощены не золотом, а белым фарфором. А дома на небе – из фарфора, никкеля и ситца. Мебель там широкая, удобная, гигиеническая, похожая на ванны. У Брауна простодушная вера средневекового святого, и свое небо он создает из самых привычных для него предметов.

Продолжая улыбаться своей райской мечте, он садится в один из своих маленьких автомобилей, застывает на миг у руля и едет к себе в контору, куда прибывает ровно в 8.55.

Мечта ушла. Сейчас время суровой действительности. Так-ли это? Никогда он не задумывался об этом.

Он сидит за четырехугольной конторкой из красного дерева, покрытого стеклом – на столе ничего, кроме бумажки – меморандума трудных задач, которые он решит сегодня же, – сейчас. Он сжимает кулак. Энергичный удар по столу – вот-вот разоб'ет стекло – он говорит своим двенадцати директорам, молча стоящим вокруг него. «Продавать бога надо таким же образом, как продают газолиновые тракторы. Рекламируйте!» Они, теснясь вокруг него так, что он откидывается на спинку кресла, предлагают план «Международной компании распродажи божества». Акции в последний раз котировались по 312 с четвертью…

Он наклоняется над прилавком Торгового Дома Флешауэр и Кº «Сударыня, наши товары хороши настолько, насколько это было в силах рабочих и в возможностях материалов…»

Вот он, вскочив на стул, обращается к собранию товароведов. «Заповедь Мобреевских Моторов» – честная и добросовестная работа прежде всего. У нас есть девять главных пунктов, выявляющих все превосходство наших машин, а именно:

1. Бесшумная работа

2. Никаких канатов

3. Ткет по нитке

4. Подгибает ткань

5. Прочность

6. Вполне удовлетворяет

7. Величина

8. Чистота

9. Наилучшее качество.

Он раскланивается под бурю апплодисментов. Потом подвозит трех клиентов в Строевой Дуб (Общество Разработки Прерий), и объясняет им прелесть нео-античных коттеджей, небрежно прислоняясь к mudguard'у. Один он бесстрашно входит в пещеру главного Агента Объединенного Электротреста. По субботам – день наполовину свободный, – перед толпой в восемьдесят тысяч он разматывает шарф Виржинской шерсти, снимает голубой свитер, (из той же шерсти) и бежит в кассу отмечать выигрыш футбольного состязания. Восемь раз в неделю он меняет воротнички, (каждый раз другого фасона) и каждую неделю покупает новый костюм. Но он не зазнается. Иногда он одевает рабочий халат и смазывает поршни курьерского поезда Чикаго – Нью-Йорк, заботливо следя за циферблатом Часов Железнодорожника… Надев белый передник он руководит грандиозной распродажей первосортной шерсти. Он всегда что-нибудь переодевает. Улыбка не сходит у него с лица, но иногда становится внимательнее, как будто он вглядывается через окно реальности в лицо снов. В такие минуты его глаза и раздвоенный подбородок до странности напоминают портреты итальянских примитивистов – быть может св. Севастьяна Козимо Тура.