ЛЕФ 1923 № 2

Поясним эту теорию примером:

Звенят и брызгают лучами
В окно воркующие дни,
А в мастерской журчат ручьями,
Перекликаются ремни

Обрадович.

В последних двух строках заключен примитивно-построенный образ, в котором вращение ремня (объясняемое) определяется другим более близким для автора – журчанием ручья.

Потебня пишет: «так как цель образности и есть приближение образа к нашему пониманию… то образ должен быть нам более известен, чем объясняемое им».

Исходя из этой теории, можно заключить, что в данном примере для Обрадовича журчание ручья ближе, известнее, чем вращение ремня.

При анализе и построении поэтических образов, теория Потебни дает возможность установить для каждого поэта целые категории явлений ему близких, знакомых, понятных, и категории явлений незнакомых, чуждых психике поэта; отсюда – один шаг к установлению социальной категории, к которой принадлежит сам поэт или на которую он работает.

Пролетариат неразрывно связан с крупными индустриальными центрами, большими городами; от отупляющего влияния деревни к городу – вот путь пролетариата. И современный городской пролетарский поэт, говоря о «природе», о деревне будет объяснять их городскими образами и сравнениями. У человека же деревни восприятие городской жизни неизбежно будет ассоциироваться с образами и сравнениями деревенскими.

Как пример городской поэзии, возьмем поэзию Гастева:

…Мы растем из железа…
…Новая весть достоверная, как железо…
…Бодрая, как звуки мотора…
…Одно мое железное я прокричу…

Эпитеты Гастева:

Кровь – железная
Плечи – железные
Грохот – чугунный
Простор – кованный.

Лексика Гастева:

Станки, молоты, игрек-лучи, вагранок, горн, механизм, балки, угольники, стропила, геометрия и т. д.

Весь этот материал взят всего из двух старых стихотворений Гастева: «Мы растем из железа» и «Оратору», но и его достаточно, чтобы убедиться в том, что Гастев поэт индустрии, поэт города, завода, фабрики, а не ручейков и лужаек.

Возьмем простейшее построение образа у Маяковского (в 1914 г.):

Вдруг –
И тучи
И облачное прочее
Подняло на небе невероятную качку
Как будто бы расходятся белые рабочие
Небу объявив озлобленную стачку…
В небе, красный как марсельеза,
Вздрагивая, околевал закат.

И у Асеева:

Стальной соловей…
Грузчик, поднявший смерти куль
Взбежал по неба дрожащему трапу.

Небо, облака, – понятия относительно чуждые психике горожанина, определяются более близкими и знакомыми: рабочими, стачкой, марсельезой, трапом.

Пролетпоэты строят свои образы в обратном порядке, определяя городское, индустриальное деревенским; при рассмотрении построения образов пролетпоэтов я нашел три основных категории:

A. Определение неизвестного через ассоциации церковно-бытового, мистического характера.

B. Определение города и индустрии через деревенские образы и сравнения.

C. Определение неизвестного путем сказочных и мифологических сравнений.

A.

…И пар, как Ангел белопенный,
Взлетел блистающей струей.

(Герасимов «Железное Цветение» стр. 20).

И дым, как Ангел тиховейный,
Клубил по изголовьям в синий бор.

(Там же; стр. 117).

Листы стальные, как Иконы,
Сияют в золотых огнях.

(Там же; стр. 67).

Согбенный каждый был, кургузый
В заводском склепе погребен,
Сорвал вдруг саван синей блузы
Воскрес, и к солнцу устремлен.

(Там же).

Крещен в купели чугуна

(Там же; стр. 76).

У горнов огненная пена,
Болванок красные гроба.

(Там же; стр. 14).

И день кровавого восстания
Грозу великих мятежей,
Как деву в брачном одеянии,
Мы ждали в сумерки ночей.

(Кирилов, «Отплытие» стр. 25).

Эта жизнь будет храмом для нас;
Труд – веселым и солнечным богом.

(Александровский «Звон Солнца» стр. 117).

Как погребальные над черным гробом свечи
Над городом огни заводских труб;
Горели жертвенники – доменные печи…

(Обрадович «Взмах» стр. 15).

И не в тебе ль рожден с великой крестной ношей
Рабочий исполком.