Вероятно, книжица, которую я сейчас держал в руках, стояла на полке из-за переплета: коричневая кожа с золотым тиснением, издания 1810 года. И едва ли из-за содержания, если я правильно знал своего друга Маркуса. Я рассеянно листал пожелтевшие страницы, испещренные указаниями и призывами к детям и слугам, крестьянам и учителям. Одно из таких указаний касалось отношений между мужем и женой. «Жена да подчинится мужу своему». После Бога ей надлежит любить его и своих детей, быть «благонравной, целомудренной, хозяйственной и доброжелательной». Мужу, в свою очередь, следовало знать, что даже если жена и есть слабого полу, то все же нужно ее не презирать, а оказывать подобающее внимание и честь. Им обоим следовало следить за тем, чтобы слуги дьявола не разъединили сердец, соединенных Богом.
Я закрыл книгу и откинулся на спинку скрипящего плетеного кресла. Да, слова, над которыми стоит подумать. Может, для Густава Нильманна? И вспомнил обед накануне вечером в доме у Йенса и Барбру. Слуги дьявола явно сделали свое дело в отношениях между Уллой и Густавом. Ее холодные, недружелюбные глаза при взгляде на него. Тепло в голосе Густава, блеск во взгляде во время разговора с Сесилией Эн. Что это, вариант старой темы? Волевой мужчина, понимающий, что жизнь уходит, и молодая девушка, увлеченная сильной личностью? Отцовские чувства и страх перед смертью, последняя вспышка? Насколько все это серьезно? Ощущает ли Улла угрозу своему браку?
Ну да ладно, меня это не касается. Безопасней всего позволить людям запутывать свою жизнь по собственному желанию и умению. Во что не вмешиваешься — из того не надо выпутываться. А у меня не было никакого повода вмешиваться в любовные дела пишущего мемуары бывшего губернатора, статского советника и шефа шведской госбезопасности.
Странный вечер, между прочим. В компании незаурядных и своеобразных людей, внешне имеющих мало чего общего, но каким-то образом связанных невидимой нитью. Взгляды мельком, намеки. Что-то невысказанное, скрытое за словами.
Нет, так нельзя. Я поднялся с кресла и распрямил спину, вытянув руки над головой. Почувствовал себя примерно как Клео, когда она по утрам делает свою смешную утреннюю гимнастику, и посмотрел в окно. Да, я в отпуске, но не сидеть же мне, как старику, в плетеном кресле, глядя в окно и прислушиваясь к дождю. Не поехать ли в Аскерсунд? Должен же там быть книжный магазин. И библиотека. Если библиотекарь не слишком большой бюрократ, мне сразу удастся оформить читательский билет отпускника.
Ободренный этой мыслью, я натянул на себя старый темно-синий свитер из овечьей шерсти, затянул ремень на джинсах и, спрятавшись от дождя под плащом, позабытым на крючке у входа на кухню, быстро вскочил в свою старую машину, терпеливо поджидавшую меня под темно-зеленой защитой свисающих еловых веток.
В библиотеке было пусто. Милая дама в регистратуре закрыла глаза на все формальности, взяла мое удостоверение и выдала читательский билет. Временный, конечно (какой-никакой, а порядок должен быть соблюден), но вполне достаточный на оставшийся отпуск. И дверь к тысячам книг, теснившихся на широких полках, открылась.
Медленно и с удовольствием я шел вдоль полок, глядя на книжные корешки. Выбирал и отвергал. Вытаскивал одну здесь, другую там. Несколько книг поставил на место, другие оставил. Словно в магазине самообслуживания, где торгуют мыслями и идеями, перемешались здесь развлечения и расслабления с великими мировоззренческими вопросами западноевропейской цивилизации, сладости — с витаминизированным жилистым интеллектуальным кормом.
Я положил стопку книг на один из длинных читательских столов. Раскрыл ту часть «Шведского справочника», что касалась Аскерсунда. Выйдет ли у нас в стране когда-нибудь подобный или более солидный труд? Нынешний уже подустарел, но богатство деталей ошеломляет, а многие четкие, выразительные сведения удивительно хороши, в особенности когда речь идет об исторических событиях. Я углубился в текст. Прочел о том, как королева Кристина основывала город, о крупном пожаре, о красивой церкви…