— Значит, рукопись еще не была готова?
— Нет, пожалуй, была. По крайней мере в основном. Я даже примерно знаю, что должны были содержать последующие главы. Но без деталей. Его работа в СЭПО. В риксдаге. Внутренняя борьба в партии и тому подобное. Но он не хотел, чтобы я их просматривала. А почему — не знаю.
— Он не доверял тебе?
— Конечно, доверял, — огорчилась она. — Мы… я… — она коротко и грустно улыбнулась. Глаза ее потемнели, она проглотила подкативший к горлу комок и устремила взгляд на озеро.
— Но если книга должна была выйти в сентябре, ему следовало торопиться?
— Ты прав, но график выполнялся точно, — сказала она. — Все было готово. Густав сам печатал на машинке. Я видела, как он сидел и стучал. Каждое утро, с 9 до 11, — она снова улыбнулась, немного печально, словно вспомнив что-то очень грустное.
— Значит, к этой части рукописи ты не была допущена?
— Что ты! Я проверяла различные персональные данные, выуживала их из документов, газетных вырезок. Иногда ездила в Королевскую библиотеку и просматривала газетные подшивки. Сейчас они ведь микрофильмированы. Например, дело Веннерстрёма. Густаву надо было освежить память и уточнить факты.
— А почему он хранил эти главы у себя, как ты думаешь?
— Это стиль его работы. Первый вариант он всегда писал сам. Потом я забирала его и редактировала. Делала предложения, высказывала свою точку зрения, а потом уже писала начисто. Когда текст был готов, он несколько раз его перечитывал, изменял и зачеркивал. И обратно текст я получала всегда по частям, порциями, глава за главой. Без второй половины.
— А где эти главы, ты знаешь?
Она покачала головой:
— У нас была контора, точнее, рабочая комната. В одном из флигелей. Там же и моя комната. Во флигеле есть и плита, и ванная. Так что там можно жить. Там я и работала, там находился весь материал и компьютер. В первой половине дня Густав писал там. Но потом забирал все с собой. А куда клал — не знаю. Возможно, в сейф. Я уже рассказывала об этом полиции, но думаю, они не нашли.
— Сейф? Разве в нем он хранил свои воспоминания времен СЭПО?
— Да, такой старый и громоздкий. Он стоял в доме почти столько же, сколько и сам дом. Думаю, много взрывчатки потребовалось бы, чтобы взорвать его дверцу.
— А он показывал гостям свои коллекции?
— Да, иногда.
— Ты рассказывала мне о капсулах с ядом.
— Да, ты знаешь, что он отравлен одной из них? Они содержали цианистый калий. Так было написано на листке, найденном полицией в сейфе.
Она умолкла, глядя в песок. Недалеко от нас села чайка, осторожно косясь в нашу сторону. Но не найдя ни хлебных крошек, ни остатков вафель от мороженого, которые часто валяются на берегу, быстро поднялась на своих неуклюжих крыльях. Я посмотрел на Сесилию. В ее глазах стояли слезы.
— А капсулы исчезли, — наконец выдавила она. — Так сказали полицейские. И спрашивали, не знаю ли я чего-нибудь об этом.
— О сейфе, открыть который потребовалась бы масса динамита?
— К сожалению, большого искусства не понадобилось. Ключ был столь же громоздок, как и сам шкаф. Огромный, тяжелый, с массой бороздок. Густав не мог носить его с собой, и ключ висел на гвозде в книжной полке, спрятанной за «А» до Апостата.
— Прости, не понял.
— Первого тома Шведской энциклопедии, — улыбнулась она. — «Туда никто не заглядывает, — говорил мне Густав. — Поскольку там не хранится ни спиртное, ни деньги, туда никто не ходит».
— Кто-нибудь мог видеть, где он берет ключ?
— Не исключено. Обычно он уходил в библиотеку, чтобы взять ключ, а потом — чтобы повесить его обратно. Не думаю, чтобы кто-нибудь шпионил за ним, но если дверь оставалась открытой, вполне возможно, что кто-то и видел.
— Понимаю. Убийца видел, где висит ключ, знает, что хранится в сейфе, забирается туда и крадет и яд и рукопись. Просто и незатейливо. Густав имел обыкновение показывать свои драгоценности любому, кто пожелает, поэтому сразу и не скажешь, кто бы это мог быть.
— Думаю, ты идешь по ошибочному следу, — сказала она серьезно. — Убийство не имеет никакого отношения к рукописи. Рукопись украли, чтобы запутать и увести от следа. Густав убит совсем по другим причинам. Я почти знаю, кто убийца.
Но прежде чем я успел продолжить свой неформальный допрос, нас внезапно прервали.
— Прости, — послышался голос за моей спиной. — Не знал, что у тебя свидание, — голос звучал недружелюбно, иронично и с намеком.
Я обернулся. И увидел Бенгта Андерссона. В плавках, с двумя порциями мороженого.