Но самоубийство! Зачем? Да, конечно, самоубийство — одна из основных причин смерти в Швеции, даже больше, чем число жертв дорожных происшествий ежегодно, но такая девушка, как Сесилия! Нет, тут что-то не сходится. Толкнувшее ее на это должно быть чем-то чрезвычайным. Могло ли чувство любви к Густаву Нильманну быть настолько всепоглощающим, что она не смогла жить без него, что ее жизнь стала бессмысленной? А красная лилия? Белая была бы более логичной. Такую держал Густав, когда его нашли. Белую лилию.
Внезапно прямо на дороге выросла тень. Сверкнула пара звериных глаз, правая нога рефлекторно ударила по тормозам, машину крутануло пару раз, и она остановилась на полпути в канаву. Огромный лось исчез так же быстро, как и появился.
Обливаясь холодным потом, я вновь завел машину, сумел вырулить на проезжую часть и продолжил свой путь.
Да, действительно, мы мало знаем, подумал я и опустил стекло. Вот ты весел и здоров, а через минуту лежишь там, мертвый и холодный. Нет, надо взять себя в руки, а не сидеть и мечтать за рулем и стать еще одной строчкой в сводке о жертвах происшествий.
И тут меня стукнуло. Взаимосвязь! Может быть, Сесилия просто покончила с собой в наказание? Сесилия Эн — убийца?
ГЛАВА XIII
Он направил пистолет прямо на меня. В лучах солнца тот отливал синевой. Облачко белого дыма и выстрел. Триста сорок метров в секунду, подумал я и побежал. Триста сорок метров в секунду. Ведь это скорость звука? Я помню это еще с детства, когда мы считали секунды между молнией и громом, чтобы узнать, на каком расстоянии гроза. Потом он, наверное, схватил пулемет, потому что выстрелы сзади стали раздаваться все чаще и чаще, а я, согнувшись, бежал по высокой траве.
Вздрогнув, я проснулся. Солнечные лучи освещали постель, на одеяле лежала книга о трагическом детстве Хенрика Тикканен. Кто-то нетерпеливо барабанил по оконному стеклу. Было уже половина двенадцатого.
Мучили сухость во рту и тяжесть в голове. Я перекинул ноги через край постели, натянул светло-голубой махровый халат и вышел на кухню. За окном на улице стоял он — Бенгт Андерссон, с впавшими глазами и небритый.
Я открыл дверь, и он вошел, пробормотав нечто невнятное, что, мол, сожалеет, что разбудил меня, не хотел мешать.
— Ничего, — сказал я и поставил кофе на огонь. — Обычно я просыпаюсь часов в шесть-семь, а вот сегодня что-то не сработало. Этому, наверное, есть причины. Вчера я никак не мог уснуть.
— Знаю, — сказал он устало, садясь в одно из плетеных кресел в гостиной.
— Хочешь чашечку кофе?
— Да, спасибо, — донеслось из гостиной.
На кухне я приготовил себе завтрак: половина грейпфрута, тарелка обезжиренной простокваши. На кусочке грубого ржаного хлеба мягкий сыр с красным перцем. И стакан воды. Поставил две кофейные чашечки.
«Что ему нужно? — подумал я, пока укладывал завтрак на поднос. — Почему он приходит ко мне, когда Сесилия мертва?»
— Прошу. — И я поставил поднос на стол возле него, налил дымящегося крепкого черного кофе. Он молча кивнул, благодаря.
— Ужасно, — сказал я, пока он не начал пить кофе, а просто сидел тихо, замкнувшись в себе. Он был бледен, несмотря на летнее солнце. Под глазами черные круги. Ночная смена в редакции? Или днем он спит и никогда не видит лета?
Бенгт Андерссон сидел молча, уставившись в пол. Потом взял чашку кофе и сделал несколько осторожных глотков. Я не хотел торопить его и спокойно поглощал свой завтрак.
— Ты нашел ее, — сказал он наконец. Это был не вопрос, а констатация.
Я кивнул.
— И Улла, — добавил я. — Сначала пришел я, а потом Улла.
— Каким образом ты очутился там?
— Да я просто проезжал мимо и захотел поговорить с ней.
— О чем?
— Об убийстве Густава Нильманна. Когда мы виделись на пляже, Сесилия сказала, что она знает, кто убийца.
— А тебя это касается?
— И касается и не касается. Может, не впрямую. Это дело полиции. Но поскольку я встречался и с Густавом и с Сесилией, то… то мне было интересно.
Он смотрел на меня, уйдя в свои мысли. Наконец он кивнул и продолжил пить кофе.
— Я любил ее, — вдруг сказал он. — Не знаю, смогу ли я жить без нее. Вчера вечером ко мне приходила полиция. Задала кучу вопросов. О наших отношениях. Я рассказал все, как было. Что встретил Сесилию еще тогда, когда она училась в школе в Эребру. Я писал рецензию на театральное представление, которое поставило их литературное объединение. Что-то из Яльмара Бергмана. Ты знаешь, он ведь учился в Карро — Каролинском учебном заведении. Поэтому там они особенно интересуются им. Пьеса, кажется, называлась «Эксперимент». Сесилия играла одну из женских ролей, я брал у нее интервью. И влюбился в нее. А она в меня. Мы любили друг друга. — Тут он вновь посмотрел на меня.