И там, внизу, под слоем воды и уличной грязи, что-то едва заметно блеснуло. Повинуясь внезапному наитию, я пропустил вперед господина в шляпе, наклонился — и поднял монету.
Золотой империал. Десять рублей с чеканным профилем государя Александра. Почти половина оклада дворника или городового из низших чинов — вроде моего нового знакомца Степана Васильевича. Я выпрямился и замер, сжимая драгоценную находку в кулаке. Но не из страха, что кто-то признает ее своей и потребует отдать — нет, совсем не поэтому.
Руна сработала — и еще как. Не изящным стечением обстоятельств и капелькой удачи, а грубо, топорно. Магия перекраивала бытие под мои нужды широкими стежками: остановила трамвай, чуть ли не силой забросила меня в лужу — и подложила под ногу монету. Любого другого подобное, конечно же, только бы обрадовало, но я слишком хорошо знал, какие у такой удачи могут быть последствия.
Вселенную не обманешь. Вся наша жизнь — по сути, лишь череда наших собственных поступков и случайностей, и от человека зависят только первые. А вторые подчиняются одной лишь теории вероятности. В сущности все, на что способно колдовство — лишь незначительно сгустить в отдельно взятой временной точке то, что люди обычно называют везением. Можно сказать, взяв его взаймы у будущего — которое непременно потребует вернуть долг с процентами. Сильный заклинатель способен в некотором роде «размазать» грядущую череду неудач на несколько дней, сделав ее почти незаметной.
Возможно, на этот раз магия решила выстроить случаи парами и сразу же наградила меня за сломанные трамвайные рельсы… А возможно и нет, и за удачную находку еще только предстоит расплачиваться. Как бы то ни было, откатить колдовство обратно я уже не мог, и оставалось только шагать дальше по Садовой улице — и на всякий случай поглядывать по сторонам.
А посмотреть тут определенно было на что. Мужчины и взрослые тетки в бесформенных кафтанах и шалях дружно куда-то исчезли, и теперь навстречу попадались только девчонки. По большей части ровесницы Володи Волкова — или на несколько лет постарше. Магия и здесь сработала без особых изысков и будто согнала ко мне красоток со всех соседних улиц… если вообще не с Невского.
И все до единой улыбались — мне. Сердце тут же заколошматило от окружающего изобилия, но я все-таки взял себя в руки и шагал осторожно, заранее обходя любые неровности на асфальте — на тот случай, если игривой фортуне на этот раз вздумается подбросить мне под ноги не золотой империал, а барышню из какого-нибудь местного института благородных девиц.
— Лотерея! — завопил какой-то пацан, призывно размахивая руками. — Государственная денежная лотерея! Никакого обмана! Не проходите мимо, сударь!
Судьба явно заготовила для меня еще пару подарков — оставалось только развязать бант. На мгновение где-то внутри даже мелькнула мысль свернуть и приобрести билет, но я тут же без всяких сомнений прогнал ее прочь.
Мироздание вполне могло простить мне десять рублей золотом, а вот за несколько тысяч наверняка спросит так, что небо покажется с овчинку.
И расплата пришла — хоть и не сразу. Всю дорогу до Черныш ё ва переулка по пути попадались весьма прозрачные намеки на обогащение, полезное знакомство или амурный интерес, но стоило мне свернуть в стороны гимназии, как все это закончилось. Красотки остались за спиной, на Садовой — а под ведущей на площадь аркой со львом меня ждало уже не самая приятная встреча. Похоже, как раз одна из тех, от которых никак не получится отказаться.
Даже если очень захочется.
— Эй, студиозус! — От стены отделилась мрачная фигура. — Закурить не найдется?
— Увы, любезный. — Я пожал плечами. — Не курящий.
Всего я насчитал четверых парней — невысоких, но плечистых, явно на пару-тройку лет старше даже выпускников гимназии. Да и одеты они были так, что перепутать их с однокашниками мог бы разве что слепой: в лихо заломленные на затылок картузы, непонятного цвета брюки и короткие куртки явно рабочего происхождения. Достаточно свободные, чтобы махать кулаками — а то и спрятать под ними короткую дубинку или что-то посерьезнее.
Помнится, таких парней в моем мире тогда называли хулиганами или, на французский манер, апашами — слово «гопники» появилось позже, уже при Союзе.
Наверняка они остановились здесь не просто так, а поджидали опоздавших в классы, чтобы разжиться папиросами или парой монет. Улов вряд ли оказывался особенно богатым — зато и добычей одинокие гимназисты были легче некуда.