Глава четвертая
Свободное время вдвоем
Вскоре посла Тамаки перевезли в университетскую клинику. На следующий день, около полудня, Кадзу приехала его навестить, и ей сообщили, что он по-прежнему в коме. Она отправила в палату больного корзину с фруктами, а сама осталась в коридоре, села на стоявший поодаль от двери стул и стала ждать Ногути. Он никак не приходил, и Кадзу вдруг осознала, что неравнодушна к этому человеку.
Несмотря на ее решительный характер, ей не доводилось любить мужчин моложе себя. Молодые мужчины психологически и физически излишне темпераментны, а также очень самонадеянны в отношениях с женщиной старше их, и неизвестно, насколько они этим могут злоупотребить. К тому же Кадзу не любила все то, что было связано с молодостью чисто физически. Женщина лучше мужчины замечает неприглядное несоответствие между духом и телом, а Кадзу не встречала молодых людей, которые умели преподнести свою молодость. И еще кожа молодого мужчины так неприятно лоснится.
Она размышляла об этом в мрачном, полутемном коридоре больницы. С ее места было хорошо видно, что происходит в палате Тамаки. Корзины с цветами от посетителей уже выпирали за дверь. Кадзу вдруг обратила внимание на собачий лай и выглянула в окно.
Холодное хмурое небо нависало над обнесенным металлической оградой вольером, где держали подопытных бродячих собак. Внутри стояли ряды грубо сколоченных будок самой разной формы. Одни походили на курятники, другие обычные, какие делают для сторожевых собак. Часть хаотично разбросанных собачьих домиков покосилась, часть лежала на боку: их сдвинули посаженные на цепь собаки. Помимо жутко худых животных с облезлой шерстью, там были и весьма упитанные. Все они умоляюще и жалобно скулили.
Сотрудники больницы, похоже, привыкли: никто не останавливался перед решеткой; по другую сторону огороженной площадки смотрели на мир маленькие окошки старого трехэтажного здания исследовательской лаборатории.
Жалобное повизгивание наполнило душу Кадзу небывалым состраданием. Ее потрясло, что сердце вдруг затопили такие чувства. Бедные собачки! Бедные собачки! На глазах выступили слезы. Она принялась всерьез размышлять, есть ли способ спасти собак, – это избавляло от мук ожидания.
Подошел Ногути, увидел Кадзу в слезах и сразу спросил:
– Умер?
Кадзу поспешила его успокоить, но ситуация была неподходящей, и она упустила случай объяснить причину своих слез.
Ногути явно торопился и задал вопрос по-детски несуразно:
– Вы здесь кого-то ждете?
– Нет, – коротко ответила Кадзу, и ее пухлые щеки наконец дрогнули от улыбки.
– Тогда это очень удобно. Я приду сразу после визита к больному, подождите меня здесь. Я свободен, вы днем, наверное, тоже свободны. Можем провести это время вместе. Пойдем в город, поедим.
Когда они медленно спускались по мощенному камнем склону холма за университетской больницей, тучи разошлись и с неба потоком хлынули солнечные лучи.
Кадзу ждала машина, однако Ногути предложил пройтись пешком, поэтому машину отослали. Тон, каким Ногути распорядился отпустить машину и идти пешком, похоже, отражал некие моральные убеждения, поэтому у Кадзу сложилось впечатление, будто ее порицают за расточительство. Потом ей несколько раз предоставлялся случай сгладить это ощущение, но Ногути всегда выражался слишком честно и прямо, посему его незначительное своеволие и даже капризы выглядели тактично.
Они собирались перейти дорогу и отправиться в парк Икэнохата[10]. Проезд в обе стороны был сплошь забит снующими машинами, Кадзу была уверена, что легко перебежит дорогу, однако Ногути осторожничал и все не двигался с места. Кадзу уже готова была кинуться вперед, но он опять со словами «еще нет, нет» удерживал ее. И она упускала момент. Просвет, который позволял проскочить на другую сторону, мгновенно закрывал проезжавший автомобиль, в его окнах горело зимнее солнце. В конце концов Кадзу потеряла терпение.
– Сейчас! Вот сейчас. – С этими словами она крепко схватила Ногути за руку и бросилась через дорогу.
Очутившись на противоположной стороне, Кадзу так и не отпустила его руку. Рука была очень сухой, тонкой, будто слетевший с ветки лист, и потихоньку, украдкой стала высвобождаться из пальцев Кадзу. Она почти бессознательно продолжала сжимать ладонь Ногути, но он своими робкими попытками отнять свою руку привлек к этому ее внимание. Его рука убежала, совсем как капризный ребенок, который, извиваясь, выбирается из объятий взрослых.