Ваноувен обдумывал возможности:
– Значит, Демон все-таки не так уж неуязвим… – он указал рукой на встроенный бар. – Отметим скотчем?
Майор покачал головой:
– Рановато еще праздновать. В любом случае, с минуты на минуту я вас покину, – он нажал на кнопку интеркома со своей стороны. – Робертс, выпусти меня на следующем перекрестке.
– Вас понял, сэр.
Ваноувен поднял брови, удивленный тем, что Майор знает имя его водителя.
– Мы ничего не оставляем на волю случая, мистер Ваноувен. Вы должны сделать для нас очень важную работу. Позаботьтесь о том, чтобы достичь поставленных целей.
Через мгновение кадиллак притормозил на сельском перекрестке двух проселочных дорог, пересекающихся в богом забытом месте, над которым висел фонарь, окруженный вихрем мошкары. Майор повернулся к Ваноувену:
– Мы никогда не встречались.
И исчез, прежде чем Ваноувен смог вымолвить хоть слово. Дверь немедленно закрылась за ним, и Ваноувен увидел, как из темноты материализовался встречающий Майора седан. Ваноувеновский кадиллак сейчас же тронулся в темноту на другой стороне перекрестка, и поехал дальше по темной проселочной дороге по направлению к пятну света на горизонте. Город потихоньку разрастался, захватывая все больше сельских территорий.
Ваноувен с облегчением выдохнул. Встреча прошла необычайно хорошо, даже лучше, чем он себе представлял. Итак, правительственные мудрецы не считали его ответственным. Демон распространился повсеместно. Ваноувен находил этот факт странно успокаивающим, тем более, что власти предержащие не особенно напрягались. Мэттью Соболь их недооценил, и они уже предпринимал все необходимые шаги, чтобы повернуть ситуацию себе на пользу. По такому случаю он все-таки нальет себе праздничного скотча.
Ваноувен достал из мини-бара бутылку тридцатилетнего Макаллана и налил себе в стакан ровно на три пальца. Подняв стакан, он снова удовлетворенно вздохнул, любуясь карамельным цветом напитка на фоне бьющих вдаль передних фар. Он не только освободится от Демона, он еще и миллиарды заработает на этом. В этом была вся суть капитализма: процветание в хаосе. Действительно, экономику ждет временный обвал, но она снова вырастет, как подрезанное дерево, более обильная и здоровая, чем прежде. Только в этот раз полностью под их контролем. Он поднял свой стакан и провозгласил тост:
– За вас, мистер Соболь!
В этот момент, глядя через стакан на дорогу, он заметил растущий впереди темный силуэт. Через полсекунды из темноты с ревом вырвалась машина с выключенными фарами. Водитель Ваноувена закричал.
* * *
Линкольн Таун Кар протаранил Эскалэйд прямо в центр решетки радиатора с суммарной скоростью в 150 миль в час. Удар мгновенно смял седан до заднего пассажирского сидения, а бронированный кадиллак сплющился до лобового стекла. Десятицилиндровый двигатель Эскалэйда пропахал переднее сиденье, дюймовое переднее стекло сорвалось с креплений и, совершая безумные кульбиты, улетело за несколько сотен ярдов вниз по дороге.
Сразу после удара останки кадиллака перелетели через линкольн и дико закувыркались, раскидывая во все стороны куски металла и армированные двери. То, что осталось от внедорожника, приземлилось на крышу на полосе встречного движения примерно в сотне ярдов за местом столкновения. Из остатков машины вырывались клубы дыма и пара.
На несколько минут воцарилась мертвая тишина. Потом с той стороны, откуда ехал Эскалэйд, показался свет фар. Он становился все ярче, стало слышно рычание мощного двигателя. Вскоре показался черный Мерседес SL, спортивное купе-кабриолет. Он подъехал и остановился у края зоны автокатастрофы. Его неоновые фары были направлены на обломки перевернутого кадиллака, омывая их белым светом.
Два близнеца-линкольна, как две капли воды похожие на разбитый, с выключенными фарами вынырнули из темноты и встали за мерседесом, словно стражи. Пульсирующий движок купе выключился, фары остались гореть.
Через мгновение дверь открылась, и темный силуэт водителя спокойно шагнул в луч света своих фар.
Брайан Грегг пристально смотрел на обломки.
Он словно заново родился. Без следа исчезли татуировки, пирсинг и неряшливые волосы. Вместо них появился прекрасно ухоженный успешный с виду молодой человек. Одет он был, как мог бы одеваться Соболь: весь в черном, в индивидуально скроенных свободных брюках, шелковой рубашке и спортивной куртке. Если не считать черных синтетических перчаток и спортивных очков, он выглядел как любой другой технарь-предприниматель из Остина. Теперь он был невидимым для органов власти. Состоятельный человек.
Он вдохнул ночной воздух. Тот был осязаемо полон влагой и ароматами полевых трав. Гомон сверчков оглушил его. Он никогда не чувствовал себя более живым, чем сейчас, никогда еще не был так счастлив. И никогда раньше он не мог видеть настолько ясно. Он чувствовал мир на мили вокруг. Полицейские блоки GPS, члены Фракции и целая сеть АвтоМ8, колесящих по сельской местности по соседству, посылали ему информацию об обнаруженных ими объектах, словно помощники чародея.
Грегг чувствовал покалывание Третьего Глаза на животе и на спине. Третий Глаз был еще одним чудом, дарованным ему Соболем. Это была облегающая токопроводящая нательная рубашка, которая была не просто одеждой. Это было осязательное устройство, которое помогало ему использовать кожу, самый большой орган его тела, как еще один всевидящий глаз. Этот глаз никогда не моргал, он видел все вокруг с обзором в 360 градусов, а мог и на другой конец света заглянуть, если у Грегга появилось бы такое желание.
Третий Глаз работал, посылая мельчайшие электрические импульсы, возбуждающие нервные окончания в его коже, словно монитор, зажигающий пиксели на экране. Микроскопические импульсы служили для передачи данных, от точек на радаре до полномасштабных визуальных изображений. Более всего поражало Грегга то, что мозг научился воспринимать импульсы от нового источника настолько хорошо, как будто это был еще один орган. Еще один глаз.
Он чувствовал компьютерные сети вокруг себя; и он мог не только чувствовать их, но и кое-что с ними делать.
Грегг повел в воздухе руками в перчатках. Внезапно включились фары стоящих рядом близнецов Таун Каров. Машины рванулись вперед и, подчинившись его приказу, разместились на обеих сторонах дороги, освещая фарами всю сцену аварии. Взмахом руки Грегг остановил их.
Дорога была захламлена блестящими осколками металла и пластика. Теперь стали видны расплющенные останки линкольна, который Грегг использовал для атаки. Оставшаяся от машины задняя часть валялась, дымя как нефтеперегонный цех, в кювете примерно в пятидесяти футах от того места, где он стоял. Грегг расслабил руки, хрустнул костяшками пальцев и направился к обломкам Эскалэйда.
И водитель, и пассажир на переднем сиденье были определенно мертвы. Чьи-то внутренности выплеснулись из покореженного корпуса и петлями свернулись на дороге. Вонь антифриза и горящего пластика милосердно маскировала запах масляной кислоты и желчи.
Грегг услышал скулеж. Он двинулся к заднему пассажирскому отсеку и посмотрел внутрь через пустую покореженную дверную раму. Внутри он увидел лишь путаницу из использованных подушек безопасности, белого упаковочного порошка и осколков стекла.
Тщательно вслушиваясь, Грегг пошел на звук и вышел на другую сторону искореженной машины, где и увидел окровавленную дрожащую фигуру Расселла Ваноувена, изломанно лежащего навзничь на асфальте рядом.
Грегг аккуратно подошел поближе и посмотрел на него, стараясь не наступить в лужу крови, натекшую с одной стороны. Голова и лицо Ваноувена были покрыты кровью. Его правая рука была изуродована, расщепленные кости торчали наружу через разорванный рукав. Нос превратился практически в блин. Из его беззубого рта на бесформенном опухшем лице вырвался длинный протяжный стон.