— Я знаю, что ты мне не веришь, Сави. Но я серьезно, и собираюсь сделать все возможное, чтобы показать тебе, что с тобой я настоящий.
Отворачиваю голову и смотрю в окно, желая каждой частичкой себя, чтобы он говорил правду.
САВИ
Он ведет меня в хороший итальянский ресторан и просит занять место в задней части, где освещение приглушенное, а столики вокруг пустые. Когда я пытаюсь сесть напротив него, он садится рядом, заставляя меня подвинуться, чтобы освободить для него место. Официантка улыбается мне со знающим видом, отчего мой румянец пробирается на щеки, и я наклоняю голову, чтобы изучить меню, которое она мне принесла.
Как только мы сделали заказ, и она принесла наши напитки и корзину с хлебом, он обнимает меня за плечи и притягивает ближе, пока мы не оказываемся бедро к бедру. Я не знаю, почему нервничаю. Мы достаточно часто бывали вместе на людях, и я не должна нервничать, но это просто… другое ощущение. Я все еще чувствую тяжесть от подслушанного ранее разговора, поэтому пытаюсь изменить это на что-то позитивное.
— Я горжусь тобой, Тейт. Оценка за задание была полностью твоей заслугой. Ты так сильно улучшил свою учебу.
Он берет мою руку и проводит большим пальцем по моим костяшкам с мягкой улыбкой.
— Это благодаря тебе. Ты заставила меня перестать делать самый минимум и копнуть глубже. Спасибо тебе за всю ту помощь, которую ты мне оказала. Мне кажется, я никогда не говорил этого раньше, и мне жаль.
Отмахиваюсь от его слов с улыбкой, но это не останавливает теплое свечение в моем животе, из-за слов, что он ценит меня.
— Могу я узнать, почему ты выбрал английский язык в качестве своей специализации?
Он пожимает одним большим плечом, отрывает кусок хлеба из корзины и намазывает его маслом, прежде чем протянуть мне.
— На самом деле, это не было моей страстью. Просто в то время мне нужно было что-то выбрать, и я подумал, что если с футболом не сложится, если я получу травму, то, по крайней мере, я смогу что-то сделать с этой степенью. Может быть, продолжу учебу и стану учителем или кем-то еще. Я мог бы тренировать футбольную команду любой школы, в которой окажусь.
Понимающе хмыкаю и проглатываю кусочек хлеба во рту.
— Значит, футбол твоя страсть?
Он гримасничает и снова пожимает плечами.
— Я не знаю, подходит ли слово "страсть". Это просто то, в чем я хорош. С той минуты, как отец надел на меня щитки, когда мне было восемь лет, мой курс был определен.
Знаю, что он не хочет говорить о своем отце и о том, что я случайно подслушала, поэтому я ухожу от этой темы.
— Джуд рассказал мне о драфте и о том, как он важен для вас. Он сказал, что вы надеетесь играть в одной команде. Как это вообще возможно при том, как проходит драфт?
Он издает плоский смешок.
— Это не совсем так. У нас есть представители, которые работают за кулисами с некоторыми профессиональными командами, пытаясь заключить несколько сделок. Это сложный танец возможных сделок и обменов. Мы не узнаем итог, до самого конца драфта.
Думаю о том, как они все близки и как трудно им было бы разъехаться по разным концам страны.
— Что вы будете делать, если не сможете получить то, что хотите?
— Это включает в себя очень опасную игру в салочки, если мы оба откажемся подписывать контракт, сыграем последний год здесь и будем надеяться, что получим еще один шанс на драфте в следующем году. Или же мы заключим сделки и просто уйдем в разные команды.
Откидываюсь на спинку кресла и делаю глоток воды. От той суммы денег, о которой говорил Джуд, было бы очень трудно отказаться.
— Ты бы действительно так поступил? Отказался бы от всех этих денег только для того, чтобы продолжать играть с Джудом?
Он намазывает маслом еще один кусок хлеба, пытается протянуть его мне, но я качаю головой, и он кладет его на свою тарелку. Его пальцы на моей руке проводят вверх-вниз мягкими движениями, от которых у меня по спине бегут мурашки.
— Я бы хотел сказать, что так и сделаю, но… есть внешние силы, осложнения и последствия, которые я должен учесть в своем решении. У Джуда тоже будут свои причины, если он подпишет контракт с тем, кто его выберет. Нам остается только надеяться, что наши представители смогут заключить несколько сделок.
Официантка приносит нашу еду, прерывая разговор, и аромат острого соуса аррабиата на моих пенне долетает до моего носа. Некоторое время мы едим в комфортной тишине, и это дает мне возможность подумать о том, что будет означать для меня переход Джуда и Тейта в разные команды, если я позволю себе завязать отношения со всеми ними. Меньше чем через год они уедут, и все, что мы могли бы начать, закончится.
Теперь, когда я знаю это, мне придется быть очень осторожной, чтобы не позволить чему-то между нами зайти слишком далеко. Не думаю, что мое маленькое грустное сердце выдержит, если еще больше людей покинут меня. Я больше ковыряюсь в тарелке, чем ем, так как смирилась с тем, что не буду частью их семьи. Это отстойно, но я справлялась все эти годы самостоятельно, так что… да.
— Эй, что у тебя на уме? О чем ты думаешь, что заставляет тебя выглядеть такой грустной? — спрашивает Тейт, отрывая меня от моих грустных мыслей. Я качаю головой и наклеиваю улыбку.
— Мне не грустно. Я просто думала о том, что скоро выпускной, а потом каникулы. Ты ездишь домой на каникулы? Где твой дом?
Тейт отодвигает свою пустую тарелку и опускает руку на мое бедро под столом, прочерчивая маленькие круги по колготкам.
— Моя семья живет в Вирджинии, и в лучшем случае я приеду домой на несколько дней. Все зависит от того, какое место мы займем в рейтинге и как я буду играть. А что насчет тебя, откуда ты?
Я не собираюсь рассказывать ему, что мы с папой делим наше время между особняком в Нью-Йорке и поместьем в Коннектикуте, поэтому просто говорю: «Гринвич» и оставляю все как есть. Я не хочу говорить о жалкой одинокой жизни, которую веду во время каникул и праздников. Ему не нужно слышать, что единственные подарки, которые я получаю под елкой, — это вязаные сокровища от Марты и, как правило, первое издание какой-нибудь книги от дяди Марка. Закатываю глаза от жалости к своей бедной маленькой богатой девочке и напоминаю себе быть благодарной за то, что последние пять лет Селеста и Ванесса уезжали в какое-нибудь экзотическое место.
— Могу я предложить вам что-нибудь еще, сэр, мадам? — спрашивает официантка, убирая наши тарелки.
Я качаю головой, и Тейт просит чек. Для первого свидания, все было не так уж плохо, но мы оба так много скрываем, что кажется, будто чего-то не хватает.
Он поворачивает свое большое тело ко мне и скользит одной рукой по моей спине, небрежно обхватывая мою шею. Другая скользит дальше по моему бедру под юбку. Он заключает меня в клетку, и я должна чувствовать себя скованно, но он смотрит на меня сверху вниз обжигающим взглядом, заставляя чувствовать себя в безопасности и желанной.
— Детка, прости меня. Я принимал тебя как должное и был небрежен с тобой. Когда я поцеловал тебя в тот день, чтобы заткнуть рот твоей маме и сестре, я и подумать не мог, что в итоге буду испытывать к тебе такие чувства.
Его рука на моей шее скользит, чтобы наклонить мою голову вверх, так что мне приходится смотреть в его глаза, когда он говорит.
— Ты знаешь, что я не могу вспомнить, когда в последний раз кто-то говорил, что гордится мной? Когда кто-то в последний раз называл меня козлом? И никогда еще женщина не занимала так много моих осознанных мыслей.
Рука под юбкой сжимает мое бедро, заставляя мое ядро пульсировать.
— Блять, малышка. Ты — первое, о чем я думаю, когда просыпаюсь, а ночью… ночью я лежу в своей постели и думаю о том, чтобы мои руки снова были на твоем теле, заставляли тебя стонать, умолять, кричать мое имя, когда ты кончаешь на мой член. Сави, ты как наркотик, которым я не могу насытиться, и я так благодарен, что ты даешь мне еще один шанс доказать, насколько я хочу быть с тобой настоящим.