В жизни так, конечно, не бывает, да и Сэй-Сенагон бы этого не поняла. Приятно знать, что мы, благодаря Марксу, Ленину и всем прочим, знаем что-то такое, чего не ведали ни Сэй-Сенагон, ни вся ее хэйанская эпоха вместе взятая.
Осциллограф соединяется с сетью шнуром, на одном конце которого имеется вилка (втыкающаяся в сетевую розетку), а на другом конце — некое подобие розетки (всовывающейся в осциллограф) называемой на техническом слэнге, естественно, «мама». Что-то не в порядке с подводкой питания к осциллографу. Герой момента, А.К., вынимает «маму» из осциллографа и, не вынимая вилки на другом конце кабеля из сети, лезет отверткой в «маму». Треск, искры, отвертка падает на пол. Наш герой поднимает отвертку и с отверткой наперевес и со словами «в чем дело, я же отключил?», кидается вперед. Грохот, искры, народ рыдает от смеха.
Чингачгук Большой Змей сказал бы по этому поводу: только бледнолицый может замкнуть одной и той же отверткой одни и те же клеммы с сетевым напряжением ДВА РАЗА.
…лето, колхоз, мы лежим на пригорке, курим и лениво обсуждаем, Наденька или не Наденька идет по противоположному концу поля. Внимательно вглядевшись,
А.К. произносит: «Нет. Бюст не ее».
«Думается», как говаривал Михаил Сергеевич, что Сэй-Сенагон не стала бы с этим спорить. В бюстах она, думается, знала толк.
Как-то раз А.К. зашел в комнату, где народ пил чай и увидел новую сотрудницу. Кто это — шепотом спросил он. Дипломница B.C. - ответили ему. Чья-чья любовница? — переспросил он.
На бюсты надо не смотреть. А что надо с ними делать? Однажды жизнь дала ответ на этот вопрос. Шел как-то по коридору сотрудник А.П. вместе с девочкой из стеклодувной мастерской — подругой И.М. И, посмотрев на нее, спросил А.Н — почему ты такая грустная, что-то не в порядке? Не ебут меня — просто и естественно ответила она. А.П., дошедши до своей лаборатории, поведал об этом диалоге своим сотрудникам.
Впрочем, сказала бы, улыбнувшись, С. - это не совсем про бюст, хотя до некоторой степени связано…
Чем моя фирма славна, так это своими свалками. Научные сотрудники считают своим приятным долгом регулярно их посещать. Там можно найти много интересного. Однажды лист железа примерно 1,5x1,5 метра был принесен И.К. (велик русский язык и могуч — всякий скажет, что надо сказать — «приперт» — а как это перевести на английский?) и лихим движением засунут за некий шкаф. При этом листом была разбита пластмассовая крышка, закрывавшая клеммную колодку, через которую включались все приборы, а ребром листа некоторые провода были перерезаны и замкнуты. Мне бы не хотелось цитировать сотрудников, в этот момент как раз работавших на установке. И после этого неделю чинивших сгоревшее и перегоревшее.
Думаю, впрочем, что по этому поводу Сэй-Сенагон тоже ничего бы не сказала.
Да, не одни ВЭИвские старики были колоритными фигурами. Бывали и колоритные молодые… Вот еще один из них, А.Л. - он прославился тремя пассажами.
Его сотрудник И.С. имел жену, которая, занимаясь горными лыжами, сломала обе ноги; во время общего чаепития наш персонаж спросил у владельца этой несчастной жены: «Можно ли иметь дело с женой, у которой сломаны обе ноги?» Повисла тишина. Первым через 20 секунд ответил я (редчайший случай в моей жизни, обычно я придумываю ответ к вечеру): «Сломай своей и тогда узнаешь».
Для полового акта существует множество эвфемизмов — любит, имеет, трахает, дрючит, потягивает, исполняет, познает, натягивает, засаживает и т. д. Я, например, очень люблю слово «уестествил». Наш герой А.Л. (подобно известному герою «12 стульев») любил подробно излагать, какой паре соответствует какой термин. Например, шеф потягивает; молодежь в лифте перепихивается, а научный сотрудник лаборантку… впрочем, вам будет гораздо интереснее пофантазировать самим. Минут на десять-пятнадцать ему этой темы хватало.
Третья история имела некий привкус уникальности — ибо это был, прямо сказать, не частый случай в жизни, когда А.Л. выглядел смущенным. Примерно треть помещения их лаборатории была отгорожена черной занавеской — они там вели какие-то оптические измерения, которым свет мешал. И начал А.Л. излагать что-то насчет русской поэзии предреволюционной, сильно демократической эпохи. И цитировать. В комнате в начале сей сцены присутствовало 4 человека — он, я и две дамы — К.Н. и Л.С. Понемногу неприличность цитируемых текстов возрастала. И, наконец, цитируя стихотворение (кажется, Саши Черного), описывающее будущее, он произнес фразу «будем мы пердеть эфиром». В моей голове молнией проносится мысль: «в комнате было четверо — я, он, Кира, Люба. Я — вот, он — вот, Кира вышла — я видел, Люба — где Люба?»; за занавеской слышится шорох и выходит Люба.