18 июня 1919 года Нина Александровна сообщила мужу более зловещую историю. Представитель «органов» зашел в их петроградский дом и спросил: «Проживает ли здесь Пальчинский?» Кто-то из соседей ответил: «Он уже давно не живет здесь». Комментируя этот эпизод, Нина Александровна писала мужу:
Кто это был чрезв[ычайный] или местный — неизвестно. Не забыли о тебе, проклятые. Видно, тебе в Питере долго не жить снова. — Что ты в Москве работаешь уже в стольких местах, это, по-моему, и хорошо, и плохо. Лучше было бы, чтобы твое имя вообще никем и нигде не упоминалось. И в то же время нельзя, значит, тебя укорить в саботаже [12].
В последующих строках того же письма она замечала, что читает книгу Ромена Роллана «Жан Кристоф» и ее поражает сходство героя этого мала с Петром: «Вот фразы, которые характеризуют и его, и тебя: "В нем была упорная воля к жизни, к действию… Лучше жить полной жизнью и сгореть быстро, чем все беречь себя". И еще: "он был из тех людей, которые хотят действовать по тех пор пока больше ничего не остается делать, до последней возможности". Вот так тебя и узнаю».
КОНСУЛЬТАНТ СОВЕТСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА
Пальчинский и в самом деле «действовал до последней возможности», стараясь соединить свои замыслы промышленного планирования с устремлениями большевиков. Он с особым энтузиазмом отнесся к плану электрифицировать всю Россию за несколько лет и принял весьма популярную в то время идею, что централизованно — планируемая социалистическая экономика позволит осуществить электрификацию гораздо быстрее, чем капиталистическая [13]. Он стал профессором Горного института и работал консультантом по множеству проектов, в числе которых были проекты строительства гигантской плотины на Днепре, составления карт плотности населения и минеральных месторождений, постройки железных дорог и шахт и сооружения морских и речных портов [14].
Благодаря его талантам многие государственные плановые учреждения стремились иметь с ним дело. Он вскоре стал одним из наиболее известных инженеров в Советской России и был избран председателем Русского технического общества и членом руководящего президиума Всероссийской ассоциации инженеров. В те дни он вел необыкновенно деятельный образ жизни и написал десятки статей и отчетов для государственных комитетов.
В 1922 году Пальчинский вновь отдал дань юношескому увлечению анархизмом, попытавшись публично почтить память Кропоткина, за что был опять посажен в тюрьму, на этот раз на два месяца [15]. И снова его спас высокопоставленный чиновник, на сей раз — председатель Госплана Глеб Кржижановский, который в те дни с нетерпением дожидался заказанной им Пальчинскому сводки по металлургии. Находясь в тюрьме, Пальчинский продолжал трудиться над заданием. 16 января 1922 года, за два дня до того, как сводка должна была быть готова, Кржижановский написал руководству ЧК Москвы: «Принимая во внимание, что постоянный консультант Государственной Плановой Комиссии инженер П.А. Пальчинский должен сделать доклад Южному Бюро 18 января сего года в 3 часа дня по вопросу о восстановлении южной металлургии, имеющему особое значение в настоящий момент, президиум Государственной Плановой Комиссии просит Ревтрибунал освободить товарища Пальчинского к вышеназванному часу, дабы он мог выполнить порученное ему задание» [16].
В третий раз освобожденный из советской тюрьмы, Пальчинский чуть ли не прямо из камеры вернулся к своим обязанностям промышленного консультанта. Он тотчас же с головой ушел в свою работу и вскоре был снова нарасхват как один из самых популярных инженеров в России. Он постоянно путешествовал, составил множество отчетов для государственных комиссий и всюду выступал в защиту горного дела и промышленности. В начале 1920-х годов одним из друзей Пальчинского был Морис Лазерсон, французский финансовый эксперт, который помогал в организации Государственного банка. Лазерсон рассказывал, как во время одной их встречи в мае 1923 года он спросил Пальчинского, не боится ли тот, что его снова арестуют. Пальчинский ответил: «Я остаюсь здесь потому, что стремлюсь работать здесь. Это мое место. Не думаю, что мне есть чего бояться после всего того, что я уже пережил. Я больше не сражаюсь с ними, так зачем же им уничтожать меня? А если придет мой час, то вам хорошо известна русская поговорка: "Двум смертям не бывать, а одной не миновать"». По словам Лазерсона,