К ним подошел отец.
– Короткий семейный сбор.
На сегодня Саше уже вполне хватило семейного общества, и вообще, ей надо домой. Улав расстегнул на рубашке верхнюю пуговку, закатал рукава до локтя. Трое детей полукругом стояли перед ним.
– Насыщенный день. Как вам кажется? – Улав пригладил ладонями и без того гладкие седые волосы.
Они кивнули, молча стоя по бокам стеклянной витрины. Что верно, то верно, они на удивление устали от похорон. Саша провела пальцем по стеклу, покрытому тонким слоем пыли. Пароход «Принцесса Рагнхильд». «На службе Северного пароходства 1931–1940» – гласила гравированная надпись. Она посмотрела на искусную миниатюрную модель. Палубы, трубы, рубка, спасательные шлюпки, нос, ют. На миг она воочию увидела пассажиров – торговцев и проповедников, рыбаков и рабочих, матросов и штурманов, стоящих у окошка билетной кассы или любующихся видом у поручней. И Веру, двадцатилетнюю, молодую мать. Но думала Саша только о «Морском кладбище».
– Я просто хочу сказать, как высоко ценю все, что вы сделали сегодня и в целом после смерти мамы. Андреа, спасибо за каспийскую икру, и гусиную печенку, и шампанское. Сверре, спасибо за логистику.
– Ура, медаль ему за логистику, – простонала Андреа.
– Дилетанты думают, на войне все дело в стратегии, эксперты знают, что в логистике, – сказал Улав. – Улыбнись, Сверре.
Он перевел взгляд на Сашу.
– Александра, милая моя Александра, спасибо за речь. Она куда важнее, чем вы думаете.
Поминальное пиво явно разбудило в нем сентиментальность. Самой Саше хотелось только, чтобы все поскорее закончилось. Улав обнял за плечи Сверре и Андреа и наклонился вперед, почти касаясь Сашиного лба.
– Помните, как мы говорили про великолепную четверку? Мы против всего мира. Александра и Андреа по флангам, мы со Сверре – в защите по центру. Из всех, что были здесь сегодня, я не доверяю никому, кроме вас. Никому. Они могут сколько угодно улыбаться и соболезновать, но при первой же возможности разворуют наши ценности и пырнут ножом в спину.
Они промолчали.
– Семья, – сказал Улав, – бесконечность поколений, прямая нисходящая линия. Вот что имеет значение. Остальное – пустяки, если по большому счету.
После смерти бабушки Саша толком не думала о девочках и о муже, во всяком случае, после письма и разговора с Рут. И сейчас вдруг почувствовала, что ей недостает семьи, их голосов, их запаха.
Улав ослабил хватку.
– Ну, в общем все. Спасибо вам.
– По бокальчику в синей комнате? – спросила Андреа.
Сверре поддержал, он всегда был готов выпить.
– Извините, – сказала Саша, – Мадс сегодня приехал, а на поминках у меня фактически не было ни минутки поговорить с ним. И девочек я совсем забросила после смерти Веры. В другой раз.
Брат с сестрой пошли наверх. Саша погасила свет и вышла на улицу. Наконец-то одна. Вечер был ясный и холодный. Из темноты выбежал Джаз. Она зашагала домой.
Мадс сидел за дубовым крестьянским столом и, расстегнув ворот рубашки, потягивал из бокала красное вино. Ему было под сорок, и годы оставили на его лице свой отпечаток, отчего он выглядел привлекательнее, чем прежде. Две морщинки пролегли на лбу, в трехдневной щетине угадывалась легкая проседь, плечи под рубашкой тренированные, жилистые и сильные.
Саша быстро поцеловала его, отошла к буфету, налила себе бокал вина.
– Девочки спят? – тихо спросила она.
– Вконец уморились. Весь вечер носились по коридорам главного дома. Камилла объявила, что на похоронах почти так же весело, как на Рождество и в день рождения. Марго спросила про смерть.
Она засмеялась, а Мадс, не говоря ни слова, встал и обнял ее сильными руками. Они долго так стояли.
– Как хорошо, что ты вернулся, – шепнула она.
– Может, махнем куда-нибудь вчетвером? – нежно сказал он. – Мне надо сделать перерыв. Во Францию, а?
Саша не ответила, но осторожно высвободилась из его объятий.
– Можно спросить у тебя совета, Мадс?
– Конечно.
– Ты никогда не жалел, что выбрал САГА, а не политику?
Когда они познакомились, Мадс считался большим политическим талантом, но во время одного из воскресных ланчей, после того как они поженились, Улав переманил его. Будущее за системой САГА в Редерхёугене, а не за «социал-демократической партией, в которой искусственно поддерживают жизнь». Улав, как никто другой, умел заманить бывших политиков в свою компанию, и Мадс, выросший в безденежной семье, соблазнился весьма щедрым увеличением оклада и перешел в частный сектор.