А может напиться и забыться? До смерти. Тоже неплохо. Вариант, избираемый алкоголиками, наркоманами, людьми слабыми духом, да и вообще большей частью простого русского народа.
И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность;
Какие сны приснятся в смертном сне,
Когда мы сбросим этот бренный шум,
Вот что сбивает нас; вот где причина
Того, что бедствия так долговечны;
А чем это лучше? Что-то ни алкоголики, ни наркоманы не выглядят счастливыми. У них свои терзания, свои видения, чертики там разные, темные фигуры в углу. Да и проблем хватает. Например, где достать денег на выпивку.
Кто снес бы плети и глумленье века,
Гнет сильного, насмешку гордеца,
Боль презренной любви, судей неправду,
Заносчивость властей и оскорбленья,
Чинимые безропотной заслуге,
Когда б он сам мог дать себе расчет
Простым кинжалом?
Да бегство от проблем явно не выход. Даже самый короткий путь, без всяких там наркотиков, через простое самоубийство. Так вообще род людской исчез бы. Да нет, растет он, в основном за счет китайцев правда. Крыша едет не у всех.
Кто бы плелся с ношей,
Чтоб охать и потеть под нудной жизнью,
Когда бы страх чего-то после смерти, —
Безвестный край, откуда нет возврата
Земным скитальцам, — волю не смущал,
Внушая нам терпеть невзгоды наши
И не спешить к другим, от нас сокрытым?
Да конечно, кое-кто обещает рай после смерти, потрясая «святой» книгой, написанной, черт знает когда, полудикими потомками кочевников. Сумление берет что-то. «По делу базарит Гамлет». Оттуда еще никто не возвращался. Да и потрясающие библией тоже не хотели бы, чтобы их слова приняли как руководство к действию. Так ведь совсем прихожан не останется, на что жить? В православии самоубийство не поощряется, раньше самоубийц даже не хоронили на общем кладбище. Да сейчас и сами пастухи (пастыри) глупого стада не очень-то в это верят. Также как в бога. И страхуют свои церкви, виллы и учреждения от пожара. Так… на всякий случай.
Так трусами нас делает раздумье,
И так решимости природный цвет
Хиреет под налетом мысли бледным,
И начинанья, взнесшиеся мощно,
Сворачивая в сторону свой ход,
Теряют имя действия.
Правильно, прежде чем делать что-либо — надо хорошенько подумать. Тем более, прежде чем делать, что-либо несуразное. Ну, там, под поезд бросится, крысиного яда глотнуть, сверхдозу нюхнуть или уксуса хлебнуть. Думать надо, а не зарабатывать премию Дарвина[28]. Этим наш вид и отличается от других — умением думать. Когда подумаешь, то поймешь, что может не стоит делать то, что собираешься, а если и делать, то не так, а по-умному.
Но тише!
Офелия? — В твоих молитвах, нимфа,
Да воспомнятся мои грехи.
Ах, Офелия. Это уже что-то реальное. Это уже какая-то надежда. Помяни и мои грехи тоже.
* * *
Ну вот, ничего сложного. А вы говорите… Гамлет, Гамлет.
William Shakespeare:
То be, or not to be: that is the question:
Whether 'tis nobler in the mind to suffer
The slings and arrows of outrageous fortune,
Or to take arms against a sea of troubles,
And by opposing end them? To die: to sleep;
No more; and by a sleep to say we end
The heart-ache and the thousand natural shocks
That flesh is heir to, 'tis a consummation
Devoutly to be wish'd. To die, to sleep;
To sleep: perchance to dream: ay, there's the rub;
For in that sleep of death what dreams may come
When we have shuffled off this mortal coil,
Must give us pause: there's the respect
That makes calamity of so long life;
For who would bear the whips and scorns of time,
The oppressor's wrong, the proud man's contumely,
The pangs of despised love, the law's delay,
The insolence of office and the spurns
That patient merit of the unworthy takes,
When he himself might his quietus make
With a bare bodkin? who would fardels bear,
To grunt and sweat under a weary life,
But that the dread of something after death,
The undiscover'd country from whose bourn
No traveller returns, puzzles the will
And makes us rather bear those ills we have
Than fly to others that we know not of?
Thus conscience does make cowards of us all;
And thus the native hue of resolution
Is sicklied o'er with the pale cast of thought,
And enterprises of great pith and moment
With this regard their currents turn awry,
And lose the name of action. — Soft you now!
The fair Ophelia! Nymph, in thy orisons
Be all my sins remember'd.
В. Гайданский
вернуться
Дается посмертно за самый глупый уход из жизни (не оставив потомства при этом)