Выбрать главу

— А туда, куда ты меня заберешь, там тепло?

— Конечно, — улыбнулся я. — Там нет дождя.

— Никогда?

— Никогда.

— Ты красивый… мой ангел, хоть и побитый.

— Ты не представляешь, через что мне пришлось пройти, чтобы увидеть тебя.

Она некоторое время просто сидела, уставившись в стену, потом утерла слезу и храбро кивнула.

— Я знаю зачем ты здесь, и знаю, что это правильно. Я не желаю мучать себя и оттягивать неизбежное. Не хочу, чтобы остальные видели как я меняюсь.

— Таешь.

— Хай. Не хочу тлеть. — Она тяжело вздохнула и откинула челку легким движением руки. — Что мне нужно сделать?

Я сел прямо и сложил руки на коленях, подняв на неё глаза.

— Ты готова?

— Да.

— Разденься.

Она сначала хотела возразить, но, видимо, посчитала это глупым. Поднялась со стула, развернулась спиной и стала медленно скидывать с себя одежду.

— У меня никогда не было… ну ты знаешь…

— Знаю.

— Мне очень хотелось попробовать…

— Нет, Мори, это не ко мне. Я могу любить тебя, но не так.

Обнажившись, она вытянулась у окна. На худой спине остался след от лифчика, острые ребра проглядывали сквозь кожу.

— Идем со мной, — позвал я, открывая дверь в ванную.

— Что там? — спросила она.

— Алый рассвет на цветочном поле. Там, где у нас будет первое свидание. Я покажу.

Она бросила прощальный взгляд на серое небо и выдохнула. Я протянул её руку, и она взялась за неё, как ребенок за ладонь матери.

Это был вечер, когда Мори Кацури умерла.

Она ушла с улыбкой на лице и поцелуем на губах.

У неё было первое свидание в жизни.

* * *

Бесшумно я приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Сердце билось слишком громко, казалось, что его слышно даже в коридоре.

Странное я существо. Два часа назад, когда Мори протягивала ко мне окровавленную руку, я был абсолютно спокоен, пульс в норме, дыхание размеренное, а сейчас…

Я осторожно шагнул в палату, стараясь не шуметь пакетом с вещами.

Асура лежала на больничной кровати лицом к стене. Обернулась на звук, будто ждала кого-то. Половина её лица закрывали бинты, образовывая повязку на глазу. Второй глаз расширился от удивления, лишь я появился в кадре.

— Это ты… — она устало уронила голову на подушки и достала из-под одеяла нож, продемонстрировав его мне. — Часы посещений закончились, как ты сюда попал?

— Я умею пробираться в закрытые зоны, — неопределенно ответил я, присаживаясь рядом с кроватью на стул. — Как ты?

(До чего глупый вопрос. Вот ничего тупее придумать не мог?)

— На обезболах, — вяло отозвалась она. — А ты?

— Тоже.

— Не ожидала тебя здесь увидеть.

Я пожал плечами и показал на пакет.

— Принес тебе вещи из квартиры. Если что-то понадобится, скажи, завтра ещё зайду, в любом случае.

Она скривилась, от боли или от сказанного.

— Рио… Мне не нужно твое сожаление, ты знаешь, как я это ненавижу.

— Я пришел не поэтому.

— А чего тогда? Прошлый раз я тебя месяц не видела.

— Потому что…

— Ну?

Я прикусил губу, не зная, что сказать. Ещё раз взглянул на Мико. Она прятала свежие рубцы под простыней, отворачивалась, чтобы я не заметил синяки на шее и под глазом. Чувствовала себя на сцене цирка уродов. В её взгляде читалось то чувство, которое я ощутил, когда пытал Эзуро. Тот момент, когда мир начинает дрожать и вибрировать, а после окрашивается алым. Это ярость и боль в одном флаконе. Теперь я знал это чувство.

— Потому что я хотел увидеть тебя, — признался я. Это было самое откровенное, что я мог бы из себя выдавить.

— Не меня, — шмыгнула она носом. — Больше нет.

Она отвернулась, чтобы я не видел, как слезится глаз. Не зная, что делать, я открыл окно и закурил. Предложил ей сигарету, поднес зажигалку и дождался, пока она затянется.

Часы тикали на стене, дым поднимался к потолку, мы молча старались не смотреть друг на друга.

— Я отомстил за тебя, — произнес я.

— Что?

— Я поймал этого ублюдка. Живьем, — процедил я.

Она подалась вперед, глаз злобно блеснул.

— Расскажи.

Я положил ногу на ногу и затянулся, глядя в окно, на ночной Токио.

— Сначала я вырвал ему зубы…

В открытое окно холодной палаты забивал надоевший дождь, но нам было плевать. Я говорил и говорил, однотонно и подробно описывая все, что сотворил с ублюдком, посмевшим поднять на неё руку. На середине рассказа её пальцы коснулись моей ладони, а на лице проскользнула улыбка.

Похоже, она была единственным человеком, которой я мог рассказать о том, что сделал, и не быть осужденным.