— Как скажешь, — махнул он рукой, снимая обувь. — Не хочу спорить, голова болит, да и времени нет. Давай собираться.
Он потопал в свою комнату, а я сразу в душ. Надо было искупаться у Асуры, ведь ванная у нас с Дате была одна на двоих, но умная мысль приходит всегда с запозданием.
Наше новое жилье оставляло желать лучшего, но на большее не было средств. В ванной подтекал бачок, а поддон пожелтел от накипи. Вода из крана пахла серой и была жесткой, занавеска душевой совсем сгнила, и мы её сорвали к чертям. (Будто нам было кого стесняться). То же самое было и в комнатах, — прогнившие полы, почерневший от времени потолок, скрипучий и неудобный матрас на полу. Мне ещё вдобавок досталась комната с большим окном, за которым прямо напротив висела вывеска магазина. Жалюзи отсутствовало, и ночь проходила в ярком фиолетовом свете, киберпанк да и только.
Но зато логово было только наше, теперь никто не устанавливал нам правила отбоя и посещений. А неоновый свет мне совсем не мешал, даже нравился. В Габутай было гораздо хуже, так что мы не жаловались.
Возвращаться к Маме-сан я не хотел, да и не мог, — наша квартира находилась за границей района, там жить было опасно. Мы иногда созванивались, я все обещал заехать, но так и не добрался, слишком много дел. Моя ссылка стала для неё ударом, однако сейчас она уже успокоилась и полагала, что я учусь в частном интернате. (Спасибо Дайго-сану, который уверил её, что занимается моим воспитанием).
Не сказать, что она была счастлива тому, что её сын пропадает где-то, но она хотя бы знала, что я больше не в тюрьме. Даже голос в трубке стал бодрее и меньше заговаривался накануне. Видимо, мамка стала меньше налегать на саке.
После душа я погладил одежду на качающейся доске, нашел под подушкой галстук, собрался и сел на единственный в квартире стул, ожидая, пока намылится его важное принцесское величество.
Дверь в ванную тоже не закрывалась, поэтому мы могли свободно общаться даже при посещении уборной. Шумоизоляции в доме все равно не было.
— Ты скоро там?
— Выхожу! Кстати, Икари…
— Чего?
— Откуда ты так много знаешь о сельской жизни? Если бы я тебя не знал, сам бы поверил, что ты тупая деревенщина. Ты что бывал в Сидзуоке? Родственники оттуда?
— Не, там не был, — покачал я головой, — просто провинция везде одинакова.
— Это в каком смысле?
— Ну как бы объяснить… — вздохнул я. — Монтескье, братан.
— Чего⁈
— Географический детерминизм. Он эту концепцию выдумал. Якобы процесс общественного развития есть следствие влияния природных сил и географического местоположения.
— Чего, блин⁈
— Да, я тоже думаю, что он не прав, но что-то в этом есть. Места с жесткими условиями рождают таких же жестких людей…
— Откуда ты знаешь?
— Что?
— Ну этот… географический кретинизм.
— Детерминизм.
— Хай. Не помню, чтобы о таком в школе рассказывали…
Да, я тоже. Сам не знаю, откуда я это все беру.
Я с трудом удерживался на стуле, веки слипались, усталый взгляд остановился на таком мягком с виду матрасе. Да, сейчас он выглядит так притягательно, но я-то знаю, что это на самом деле не так.
Дело в том, что после резни я потерял сон вслед за Ягами. Лежал ночами, пялясь в потолок, ворочался, а когда все-таки погружался в беспокойную дрему, мне снились кошмары. Нет, сам Габутай ни разу не беспокоил, — снилась моя казнь из прошлой жизни.
Как странно, — я же не помню свою смерть, но во сне все детали были более чем реальны. Вот я лежу на холодном столе, под углом в 45 градусов. Сталь неприятно обжигает кожу, я чувствую, как широким синим жгутом перетягивают правую руку. Вставляют в вену катетер, а я лежу, не шевелясь, будто это и не я вовсе. Даже не пытаюсь вырваться и перегрызть горло охраннику напоследок.
Лампа направлена мне прямо в лицо, я ни хрена не вижу из-за яркого света, что бьет по глазам. Только белые стены и свои ноги, что крепко привязали к столу ремнями.
Я знаю, что сейчас происходит и отчего возникла пауза. Исполняющий офицер ожидает положенного времени и, не отрываясь, смотрит на три телефона на стене. В случае особых ситуаций один из них зазвонит до того, как стрелка часов отобьет положенное время и казнь отменят. Но такое бывает крайне редко, все люди в комнате каждый раз пялятся на эти глупые телефоны так, будто верят, что вот-вот раздастся звонок. Кого бы они не казнили, у них всегда остается вера в то, что это ошибка и сейчас все закончится. Но звонок никогда не раздастся. Как и минутная стрелка никогда не щелкнет, отмеряя положенное время. И я остаюсь там, на этом гребанном столе в бесконечном ожидании, прислушиваясь к каждому шороху и к себе.