Да и гибель целого отряда под руководством Николая, кроме него самого… Смущала, если это слово вообще применимо в такой ситуации. Шестеро крепких мужчин, хорошо обученных и подготовленных. Интересно, как безмозглые зомби смогли поймать их в засаду? Да и то, что сам Михаил этого не видел, и всё это было рассказом самого Зиновьева на закономерный вопрос, наводило на очень нехорошие мысли.
После таких фактов волей-неволей начинаешь задумываться: а не пригрел ли Михаил змею на груди? Всё же, смотря более трезвым взглядом, он понимал, что его личное положительное отношение к Коле имело, в первую очередь, эмоциональный характер — не рациональный. Связано это, как бы не было неприятно самому капитану, с крайне банальным фактом национальной принадлежности сослуживца. Всё же, оказавшись на чужой земле, где действовали совсем другие законы и правила, начинаешь тосковать по родине, какой бы она не была, и к соотечественникам, что также отчуждены от родины, начинаешь относиться несколько иначе.
Да, к сожалению, Михаил мало чем мог гордиться, ведь в России он боролся против этнических чисток в Чечне — казалось бы, благородное дело, да только методы были радикальны в крайней степени.
В меру сил он следил за кровопролитной войной, которая шла два года и унесла жизни его сына и жены, ради которых он и встал на столь опасный путь, который и сделал его тем, кто он есть сейчас. Но все же, как он слышал от немногочисленных знакомых, оставшихся на территории бывшего СССР, всё шло ко второму конфликту, что тоже не добавляло хорошего настроения.
По мнению уже немолодого вояки, этот мир летел в тартарары — здесь, в этом городе, тоже сейчас шла война.
Возможно, даже более страшная, чем на его родине.
И все эти мысли возвращали его вновь к Николаю Зиновьеву. Очень опасно ему как верить, так и не доверять.
Мужчина не дослужился бы до своего ранга и не дожил бы до своих лет, если бы не умел думать в правильном направлении. Возможно ли, что сержант является агентом внутренней службы безопасности, имеющий особые, неизвестные Михаилу директивы? Очень даже возможно — пусть с концепцией капитализма выходец из СССР и не был знаком с самого рождения, но смог достаточно быстро её понять и принять, в отличии от многих своих соотечественников. А личное задание — это личные премиальные, когда речь идёт о такой компании.
Доверять — значит, возможно, получить нож в спину. Для капитана не были секретом очень зыбкие моральные устои Николая, что опять-таки, доверия не добавляло — скорее уж было его основой.
Не доверять — значит, возможно, попасть уже под взор СБ корпорации, что тоже вряд ли хорошо кончится.
В общем, всё как в древней поговорке: 'куда ни кинь, всюду клин'.
Стройный, но от того не менее тревожащий ряд мыслей был нарушен. Поступью, не шагами — очень уж… Внушителен был её звук, чтобы назвать простым шагом.
Мысленно матюгнувшись на себя за то, что расслабился, Виктор потянулся за пистолетом, увы, винтовку свою он отдал Тайреллу, да и казалось это хорошим решением, так как уроженцу Суринама не повезло лишиться своей несколькими часами раннее, а сам Михаил уже не участвовал в вылазках и охранял оставшихся на станции гражданских, заодно приглядывая за ними, чтобы не сделали чего глупого и опасного.
Сняв оружие с предохранителя и приготовившись, возможно, к последнему бою в своей жизни… Михаил опустил его, так как к нему спускалась Джилл.
В необычной компании, весьма необычной. Спутник мисс Валентайн был… Колоритным, если говорить культурно, мягко и без мата — опуская все подробности.
Рост, лицо, походка, одежда. Если бы в компании этого странного человека не было бы столь серьёзной девушки, которая импонировала Михаилу своими заслугами и самоотверженным характером, он, не задумываясь, начал бы стрелять — всё же, нервов за последнее время стало у него изрядно меньше.
Но вопросы есть — и их нужно задать.
− Отличная работа! — раздался хриплый, уставший, но от того — не менее довольный голос капитана. — Твоя репутация полностью оправдана. Но всё же, кто твой новый друг, Джилл?
ГЛАВА 5
***Немедан, в компании Джилл пред очами Михаила — станция Редстоун-стрит***
Михаил Викторович… Внушал, что и говорить. Правда, не на том уровне, на котором, как я подозревал, внушаю сам. Вообще, вся его внешность так и говорила: 'я умудрённый жизнью русский вояка'. Крепкие, мозолистые ладони, неплохая мускулатура, седая борода и седая шевелюра под беретом были лишь дополнением к глазам. Никогда не верил в утверждение о том, что глаза — это зеркало души, но у меня возникло ощущение, пока этот боевой дед смотрел на меня, словно меня измерили, взвесили, выпотрошили и составили мнение без разговора.