Тойво вышел на лавочника в мелкооптовой торговле пряностями «из Индии». Тот кивнул в сторону самого важного городового, раз в день вышагивавшего по улице в одному ему известном направлении. Городовой, перехватив десятку марок, кивнул, в свою очередь, обратно на лавочника, не вдаваясь в подробности.
И тот уже, получив, так сказать, неофициальное «добро» на сделку, за такую же десятку обозначил место и время, когда можно обратиться, заплатить и получить желаемое.
— Это чигане, что ли? — спросил Тойво.
— А тебе есть разница? — фыркнул лавочник.
Антикайнен пожал плечами: ладно, нет проблем.
В принципе, он еще дома загодя подготовился к чему-то подобному. И деньги отложил, и заначку подготовил в случае непредвиденной траты.
Едва начало смеркаться, как Тойво постучался в дом, соседствующий с лесом. Место безлюдное и по цыганскому обычаю захламленное — не чрезвычайно, но изрядно. Если сюда заходить ночной порой, то в компании хорошо вооруженных людей в количестве десять человек. Если днем — то, вообще, проходить мимо, потому что и десяти будет мало.
Словно бы его ждали — дверь открылась моментально. Парень с лиловыми, как у лошади, глазами навыкат, деловито охлопал карманы Антикайнена и кивнул другому.
— Дорогой, — сразу же сказал тот. — Молодец, что пришел. Ты за ксивой? А деньги взял?
— А где паспорт? — спросил Тойво. — Я деньги на улице спрятал. Отдам сразу же, как получу документ.
Больше не разговаривая, его сопроводили через несколько коридоров и лестниц на второй этаж, где, вероятно, принимал посетителей и, вообще, занимался своими управленческими делами главный чиган — барон, по их понятиям.
Сопровождающий что-то проговорил на своем языке вальяжному увешенному золотыми цепями человеку за столом, прищелкнув при этом языком. Перевода не требовалось.
— Отчего такой недоверчивый? — то ли возмутился, то ли восхитился барон и кивком отослал людей. Впрочем, из-за шкафа немедленно выдвинулся еще один и замер, скрестив руки внизу живота. — Присаживайся. Сейчас все решать будем.
Тойво опустился на стул возле стола, а главный чиган достал из выдвинутого ящика несколько бланков паспортов. Это были и Нансеновские, хлипкие, и новые — плотные. Он положил на них свою крепкую ладонь, словно бы прикрывая от чужого взгляда, и спросил:
— Ну, теперь поговорим об оплате. А потом мой человек тебе все пропишет, куда надо.
В этом моменте предполагалось, что клиент расслабится и отбросит все свои страхи и беспокойства. С таким легче работать, даже если он действительно упрятал свои деньги где-то на улице — сам расскажет о месте клада. Никто, конечно, не собирался отдавать никакие паспорта.
Стоящий человек плавно переместился за спину Антикайнена. Тойво, не делая резких движений, поднял прямо перед собой правую руку, словно бы собираясь указывать куда-то вперед, а левой также спокойно перехватил ее возле кисти.
Барон не успел удивиться — он, вообще-то, ожидал дальнейших событий, сценарий к которым написал сам. Но все пошло немного не так. Точнее, совсем не так.
Тойво резко согнул в локте правую руку, помогая ей левой, швы на рукаве разошлись, освобождая что-то, не являющееся ни одеждой, ни человеческой конечностью, как таковой. Одновременно сзади из подмышки стремительно выскочило жало, вероятно, очень острое, которое легко пронзило насквозь человека с удавкой в руках, склонившегося над Антикайненом.
Тойво также резко левой рукой вырвал пику обратно и без промедления всадил ее в горло барону.
Человек может закричать, если он боится, или ему становится больно. В этом же случае ни испуга, ни страдания не было. Оба чигана вздохнули, а барон еще забулькал, и они разом завалились вперед.
Антикайнен во избежание шума поймал человека с удавкой и уложил того на ковер. Потом забрал со стола все паспорта, так как на столешницу уже начала натекать лужа крови. Затем привел в исходное состояние свою заранее изготовленную в домашних условиях пику.
Она была телескопической, и рычаг на рукояти освобождал пружину, которая выталкивала вперед ударную ось, тщательно заточенную до остроты иглы. Таким образом в собранном положении вся пика была длиной в локоть. Все швы на рукаве он распустил, оставив только несколько, еле скрепляющих.